Гиршем был обязан Шиалистану своей жизнью и возможностью доживать старость во дворце, жизнью своей прыщавой дочери, что уже который год никак не могла понести. А еще тем, что регент пристроил нескольких его внуков от старшего сына. Парни оказались совершенными бестолочами, но зато боги дали им широких плеч и исполнительности. А регент любил держать в своей страже именно таких — покорных, знающих лишь голос своего господина псов, готовых разорвать всякого по велению хозяйской руки.
С той поры хронолог кормился с регентской длани, старческая немощь пощадила разум Гиршама, и тот знал — случись что, он пойдет следом за Шиалистаном. Поэтому добровольно взял сторону регента, без оглядки на совесть разменяв дасирийскую сторону на рхельские краты и дмейры.
И Шиалистан почти доверял ему.
— Ты как-то говорил, хронолог, — начал рхелец, разглядывая темно-желтый разворот книги, — что кровь Гирама потерялась бы, если вдруг что станет с Нинэвель.
Старик, как ни лоялен он был, вскинул жидкие брови и переложил увеличительно стекло в другую руку. Пальцы его почти все время дрожали, но сейчас хоронолога чуть не лихорадило, и Шиалистан, опасаясь, как бы старикана не хватил приступ, предложил ему вина. Хронолог не отказался. Получив бокал, жадно припал к нему сухими губами, осушил вполовину и отставил. Рот Гиршама сделался алым, точно он только что напился человеческой крови. Шиалистана покоробило.
— Я думаю, что да, мой господин, — неуверенно ответил старик, подвинул книгу к себе, переложил стекло еще раз и долго листал, выискивая что-то меж ленточных и замшевых закладок.
Регент не торопил, обратив взгляд на воительницу в черном. Карий взгляд смотрел куда-то в пол, будто Живии видела все насквозь до самого гартисового царства, и каменные этажи небыли ей преградой.
— Живии, я хотел бы, чтоб ты взяла людей из моих Белых щитов, сколько нужно. И поставила дозоры по всему городу. Особенно возле Храма всех богов.
— Сделаю, господин, — ответила она.
— А еще загляни в "Железного вепря", — продолжал Шиалистан.
— Кого мне искать, господин? — Только и спросила Живии, взирая на него так, будто видела перед собою лишь пустоту.
И этот взгляд, пожалуй, был единственным, что раздражало в ней. Каждый раз уж много дней и месяцев, "черная дева" смотрела на всякого, как на пустое место. Как-то Шиалистан отважился спросить, почему так, а в ответ получил: "Я вижу мертвецов, господин, всегда только мертвые лица и глазницы, полные червей". После того регент перестал снисходительно смеяться, когда кто-то из придворных шутил, что Живии взял злой дух. Кто знает, что творилось в голове "черной девы".
— Мальчишку, серого и худого, может быть оборванцем одет. С ним будет толстяк, вероятно — дасириец. Насчет второго нет уверенности, но ты знай. И с этими двумя — человек, служитель Эрбата. Скорее всего одежды ему сменят, чтоб не привлекать лишних глаз, но на лице должен быть ожег, будто от ладони. Гляди в оба. Служителя нужно найти, всякими способами. Сегодня до заката солнца он должен быть у меня. Сможешь?
Шиалистан выразительно посмотрел на "черную деву". Живии хранила умиротворение на лице, только утвердительно кивнула. Неужели она никогда не обижается, подумал регент, переведя взгляд на старика, который шуршал страницами фолианта. Тот всеми силами делал вид, что не слышит разговора, но то и дело чуть поворачивал голову в их сторону.
— Могу я идти, господин? — спросила женщина как только в их разговоре повисла пауза.
— Ступай. И вот еще что… Если кто-то вдруг станет противится или, и того хуже, пытаться грозить оружием… Словом, я не слишком расстроюсь, если один или двое, или даже все отойдут в лапы Гартису. Но! — Шиалистан поднял палец. — Это крайняя мера, Живии.
— Я поняла, господин.
Черная дева покинула покои.
— Так вернемся же к нашим баранам, хронолог. — Регент поднялся, обошел стол кругом и взял с серебряного подноса клин сыра, весь в зеленых прожилках плесени. "Мраморная голова" — так называли этот сорт в Рхеле, откуда сыр доставляли специально к столу Шиалистана. Дасирийцы переняли секреты у соседей, но даже самые искусные мастера-сыроделы не могли создать именно тот неповторимый сладко-терпкий привкус, которым прославился "мраморный" сыр рхельцев.
Шиалистан с наслаждением откусил ломтик, дожидаясь, пока рот наполнится знакомым вкусом.
Гиршем откашлялся, отложил в сторону увеличительное стекло и оставил книгу раскрытой на развороте, центром которому было нарисованное раскидистое древо клена. Клен издавна был символом Герами Великого, все его потомки носили кленовый лист в своем гербе — оливковый на белом поле. Только прихотью безумного Тирпалиаса поверх листа нарисовали еще и два скрещенных клинка.
— Ваш брат по матушке, господин, наш светлый умом и почивший раньше срока император Нимлис был единственным наследником своего отца.