Время зимы

Раш продолжал сучить ногами, изворачиваться. Конунг тряхнул его, будто дворовую шавку, да так, что в щеке карманника снова заныло. Боль полоснула по челюсти, раздула ярость, которая так и не улеглась с самого нападения гергов. Рука нащупала спрятанный у бедра кинжал, тот, которые всегда лежал в петлях за поясом — короткий, не больше детской ладони, листовидный, чтоб оставлять неглубокую, но широкую рану. Идеальное оружие, если врага стоит лишь припугнуть. А на самый крайний случай — засадить по самую рукоять в глаз или шею.

Раш выхватил кинжал как раз тогда, когда Торхейм, продолжая реветь точно раненый як, снова затряс его. Понадобилось лишь одно движение, чтобы клинок оказался в ладони. Раш мигом ощутил себя увереннее, отпустил на свободу злость и, приноровившись, наотмашь полоснул северянина по щеке. Будто в отместку за уродство, которое причинила ему промозглая страна.

Кожа надрывно треснула, разошлась, выпуская из недр алые струи. Кровь брызнула на Раша, тот едва успел зажмуриться, ощутив на губах поганый соленый привкус. Торхейм отшвырнул его, ухватился за рану и залился бранью.

Карманник быстро вскочил на ноги, в этот раз таки успев отойти от северянина так далеко, чтоб держать его на расстоянии. Ладонь Торхейма наполнилась кровью, взгляд налился. Раш знал, что обрезал себе путь к отступлению и, странным образом, его такой оборот позабавил. Надо же, размышлял карманник, стараясь ловить каждое движение владыки Севера, нынче наниматель стал сам жертвой, вместо той, которую велел извести. Интересно, когда ему придет в голову кликнуть воинов, чтоб те разорвали чужака на куски?

— Ты… Ты… — Конунг захлебывался словами. — Вы в сговоре, да? С этой порченной девчонкой?

— Никакого сговора, владыка. — Карманник нарочно придал голосу манерность, кривляясь. Он, харсты б взял всех в этом царстве холода, боялся и, чтобы хоть немного заглушить страх, устроил браваду. За спиною Торхейма Рашу уже чудилась возня и призрачные фигурки рогатых прислужников Гартиса, которые грозили ему огненными вилами. — Я передумал, только и всего. Ну сам посуди — проку мне с твоей сотни золотом? И здоровья не прибавит, и на мою разгульную жизнь на два десятка дней пировать всего. Да и слыхал я, что всякого, кто на фергайру руку поднимет с умыслом или взглянет косо, тут же и порча побьет.

Торхейм оскалился, кровь густо пачкала его рот и обагрила бороду алыми разводами. Северянин потянулся за мечом; громадная рукоять в самый раз для двух рук, оказалась в здоровенных лапищах.

— Не станешь кликать на помощь, владыка? — Раш ловко обошел дерево, раздвоенное у самого корня, отвел в сторону ощетинившуюся ветку сосны.

Конунг не торопился, хоть с каждым мгновением промедления глаза его все гуще наливались злостью. Раш невольно почувствовал панику. Одно дело — юлить и злить противника, самому тем временем выискивая слабые его места, выбирая те, куда проще всего нанести нужный удар. И совсем другое — открытый бой один на один, когда соперник превосходит и силой, и толщиной доспеха. Раш уже поплатился за самоуверенность, недооценив противника, и не торопился с выводами теперь. Что у него есть в запасе? Скорость, несколько хитрых приемов, которые на кроткое время дадут преимущество и несколько мгновений для удара. И что с того? Длинное лезвие великого меча коснулось земли, точно испрашивало у нее дозволения пролить кровь чужестранцу. Заточенный кончик заиграл как ограненный алмаз, переливаясь на все цвета. Раш примерялся, обошел еще несколько стволов, не подпуская грузного Торхейма ни на один лишний шаг вперед, но и сам не отходил далеко — между деревьями северянину будет сложно сделать стоящий замах, но даже меньшего вполовину хватит, чтоб проделать в теле Раша приличных размеров дыру. Карманник знал, что шанс представится ему, если обойти Конунга сзади. Только Раш не шибко надеялся на такой оборот. Вряд ли здоровяк, что заслужил честь сидеть на троне, был настолько туп, чтоб пустить врага себе за спину.

И все же — почему Торхейм не зовет кого-нибудь в помощь?

Раш переступил ветку, беззвучно уходя все дальше в жидкий лесок.

— Ты трусливая тварь, чужестранец, — сказал Конунг вместе с плевком. Сказал негромко, точно боялся, что их могут услыхать. Меч он держал перед собой, отводя ветки, которые попадались на пути. Поступь его тоже сделалась аккуратной, хоть для этого ему приходилось время от времени глядеть себе под ноги. Щека его вспухла, кровь, хоть теперь хлестала меньше, продолжала стекать на бороду, а оттуда — на тяжелый нагрудник, размножившись мелкими ручейками.

И тут Раш понял. Осознание пришло так внезапно, что карманник чуть не хлопнул ладонью по лбу. Конунг не хочет, чтоб кто-то стал свидетелем их перепалки. Может, ему позорно, что коротышка чуть не вдвое мельче его, оставил по себе отметину на роже. Но Рашу верным казалось то, что Конунг попросту не хочет, чтоб всплыло о чем они толковали. Еще бы, так ведь слово за слово может открыться, какое черное дело замыслил светлейший правитель Артума.