Время первых. Судьба моя – я сам…

Итак, расположились в Альтенбурге. А там рядом – Дрезден, я мечтал Дрезденскую галерею увидеть. За короткое время я дважды посещал галерею. Да и в Альтенбурге была своя замечательная картинная галерея. Но вот что интересно – я там когда был, написал свои впечатления, а когда уже совершил космический полет, спустя шесть лет, настоятельница вспомнила и нашла запись мою, так что не выдуманная это была история.

Кстати, одна моя картина сейчас выставлена в Дрезденской галерее. Есть картины в государственных галереях Узбекистана, Казахстана, Киргизии. Еще когда начинался распад страны, я был в Лас-Вегасе, и Союз художников там на выставке представил порядка десяти моих работ. Страна рассыпалась, Союз художников рассыпался, и картины остались в Лас-Вегасе. А сейчас – неизвестно где. Мне говорят: нанимайте юристов, ищите. Но, как выяснилось, их продали на аукционе, и их уже не вернуть.

Мы в Германии сразу же начали летать. Особенность какая? Самолет этот, МиГ-15, но уже «бис», с фотоаппаратами большими, по шестьсот килограммов. Эти фотоаппараты висят под крыльями, и мы над Восточной Германией летали и снимали территорию. На другую сторону нельзя было. Но мы, конечно, шпионили чуток. Снимки делались по заданию Дунаевской картографической фабрики. Это была уже практически творческая работа.

Пробыл я в Германии недолго. Ноябрь, декабрь, январь, февраль, март – пять месяцев. До марта 1960 года.

Глава третья Первый отряд советских космонавтов

Медкомиссия

В 1960 году я был зачислен в первый отряд советских космонавтов. Эту войсковую часть 26266, которая впоследствии стала известна как Центр подготовки космонавтов, создали 11 января 1960 года.

Как я уже говорил, Светлана приехала ко мне в Германию в начале марта. А мне уже надо было уезжать. Мы только неделю пробыли вместе, и меня вызвали в Москву. А она там одна осталась.

Кстати, в Германию она ехать боялась. Пришла жаловаться к папе. А тот ей резко: «Я тебя замуж не посылал. Это был твой выбор. Поезжай, а там разберешься». И она поехала. Я встретил ее в Дрездене с корзинкой цикламенов. У нее слезы градом – и так всю дорогу в электричке до Альтенбурга. Чего ты плачешь? Не знаю – плачет и все. Наверное, страшно было начинать семейную жизнь – да еще на чужбине. Добрались до гарнизона. Общежитие… Вокруг щебенка, мусор… У меня – комната. Я, когда поехал Светлану встречать, ее привел в порядок. У меня была кровать, подушка, а подушку я накрыл такой вязаной кружевной накидочкой. Тапочки приготовил – с пушком. У меня даже парашютный шкаф был, а в шкафу – уже какая-то одежда.

Я питался в летной столовой. Светлане же, чтобы купить себе продукты, нужно было взять деньги и пойти в магазин. А она думала: «Как же я могу их взять? Это же чужие деньги!» И начала медленно таять. Я увидел, что с женой что-то неладное. А тут еще жена командира звена, женщина уже опытная, меня спрашивает:

– Как она у тебя питается? Мы ее нигде не видим, ни в магазине, ни на общей кухне. А все же знают – летчик, жена приехала, но никто ее не видит. У нее есть кастрюля?

– Нет.

– А сковородка?

– Нет.

Как же так, подумал… Жена командира звена мне чайник дала. Я побежал – купил сковородку. Принес домой электроплитку, кастрюльку – ничего этого в хозяйстве до этого, разумеется, не было – и говорю: «Теперь я знаю, почему ты плачешь, ты же голодная!» Сбегал в магазин, принес банку маринованных огурцов, банку консервированных сосисок и из летной столовой – уже очищенную картошку. Сели есть, а у Светы опять слезы! Оказывается, она очень голодная была… Я уходил на полеты, а она стеснялась деньги брать. Я тогда ей в приказном порядке:

– Бери деньги, ходи в магазин, покупай, что хочешь. И я теперь буду питаться дома – никакой летной столовой!

С тех пор все стало нормально.

Но вместе мы пробыли, как я уже говорил, только неделю. Меня вызвали в Москву под предлогом освоения новой техники. Про космос пока ничего не говорили. Но обследовали так тщательно, что некоторых летчиков по итогам испытаний даже сняли с летной работы: нашли какие-то проблемы со здоровьем.

Я прошел комиссию за неделю, а потом вернулся, забрал Светлану. Точнее, после обследования я вернулся из Москвы в полк и поставил вопрос на обсуждение:

– Это новое дело. Давай подумаем – можем остаться здесь… Но там такие ребята толковые подобрались!

А Светлана мне категорично:

– Нечего думать, собираемся и едем!

Потом она объяснила это так: нельзя мешать человеку, сдерживать его в его стремлениях. Плюс, повторяю, о космосе тогда не было и речи. Говорили о дальних полетах, о сверхновой технике, но все было как-то неконкретно, таинственно, интересно…

На самом деле, с отрядом дело было так. Я в Германии летал и днем, и ночью, во всех условиях, и когда приехали отбирать кандидатов, посмотрели – летает хорошо, выполняет все задачи, вопросов по здоровью никаких нет. Ну, тогда меня пригласили на беседу, и сказали – хочешь быть летчиком-испытателем? Конечно, хочу. Тогда нужно пройти комиссию.