— Что? — мгновенно заводится Тенсино. — Какую охрану? Мне, значит, уже по лагерю свободно пройти нельзя? Сейчас я покажу часовым, кого тут охранять надо!
— Остынь! — обрывает его дядя Саша. — Охота вам о всякой ерунде болтать!
Он возится под столом, отбрасывает в сторону пустые бутылки и наконец-то находит одну непочатую.
— Последняя?! — с ужасом спрашивает Тенсино.
Перед лицом суровой реальности офицеры и прапорщики мгновенно забывают об этой всякой ерунде.
Я с укоризной смотрю на Кравчука за то, что недоглядел и не обеспечил соответствующим количеством боекомплекта.
— Надо идти в гости! — подсказывает Лобов.
— Точно! К Пермякову! Мы ему на выручку шли? Шли. Значит, с него причитается, — подхватывает артиллерист.
Но нас опережают. Ввалившаяся в гости толпа включает едва ли не всех офицеров и прапоров батальона во главе с Хазаевым.
— Товарищи офицеры! — с места объявляет комбат. — Сколько говорить: пьем, так все!
На столе под общие восторженные возгласы появляется самая настоящая водка.
— Автомобилисты поделились, — довольно поясняет Пермяков. Он порядком на взводе, и лицо цветом напоминает вареного рака. — Даже лишнего не взяли.
— Надо будет держать с ними контакт, — говорит кто-то, но Хазаев вносит ложку дегтя в радужные планы.
— Не получится. Слышал, отныне все грузы будут сваливаться у Врат, а оттуда их возить уже будут наши.
Да, лафа закончилась, не начавшись. В военторг не поступает ни капли спиртного. Жизнь за Родину отдать ты обязан, но выпить при этом — ни-ни. По ту сторону хоть дуканы были. Дорого, но мало ли какая нужда может приключиться?
— А местные хоть пьют?
Вопрос заинтересовывает всех, но, увы, никто не знает на него ответа. Общее мнение — должны.
— Нас хоть к ним пустят?
— Группами, товарищи офицеры, только группами. По пять человек и замполита, — авторитетно заявляет Плужников.
— А замполит — не человек? — вскидывается Птичкин.
Зря он возражает саперу. Дядя Саша политиков на дух не переносит, и максимум его поблажек — он еще может кого-то уважать исключительно как человека.
— Разве нормальные люди могут выбрать такую специальность? — Плужников поворачивается к нам за поддержкой, хотя ни в какой помощи не нуждается. — Вы только вдумайтесь в это слово. Замполит! С виду — вроде офицер, а только и умеет, что руководить оформлением ленинских комнат да собрания проводить. И на хрена такие в армии нужны?
— Дядя Саша! — предостерегающе произносит Хазаев.
— Что — дядя Саша? Я больше сорока лет дядя Саша!
— Прямо как родился, так и дядя? — спокойно осведомляется комбат.
— Не тетя же!
Но цель Хазаева уже достигнута. Плужников успел потерять нить мысли и теперь вожделенно уставился на стакан, наполненный водкой.
Подумайте: настоящей водкой!
Хотя как понять это слово тем, кто в любое время может сходить в нормальный магазин и спокойно купить хоть бутылку, хоть две…
Колокольцев не выдерживает и под гитарный перебор запевает нашу «Заречную» цыганочку:
Утро не радует. Голова тяжела, словно кто-то залил ее чугуном, во рту гадко, тело наполнено слабостью, и все существо так и молит хотя бы еще о часике сна.
Но кто и когда интересовался нашими желаниями? Развод в воинской службе — дело святое.
От вчерашнего добродушного настроения полкача не осталось следа. Всем достается в хвост и в гриву за прегрешения, вольные и невольные, а также — просто для должной острастки и авансом на будущее.
— Вот вы, товарищ старший лейтенант, — доходит очередь и до меня, — спокойно здесь стоите, а у вас до сих пор ротные помещения как следует не оборудованы. Не воинская часть, а временная стоянка какая-то!
Я не возражаю, хотя в лагере ни меня самого, ни вверенной роты практически не было. Только думаю — и когда Николаич успел? Не иначе вчера, пока мы находились на операции, и в модулях оставались одни дневальные.
— Вы офицер Советской армии или кто? — вопрошает подполковник. — Я вам нянька или как? Запомните, нянькой может быть замполит. А я вам — отец родной и как отец буду требовать службы в полном объеме.
Замполит стоит позади и никак не реагирует на зачисление в няньки.
«Отец родной» распаляется больше и вопрошает:
— Вы какое училище окончили? Верховного Совета?
— Так точно.
— Я тоже Верховного Совета, но тогда мы три года учились окопы копать, стрелять и маршировать, а вы четыре года лишь высшую математику изучали да марксизм-ленинизм, на хрен он сдался!
Замполит пристыженно сопит у полкача за спиной, но тот не обращает на политрука никакого внимания.
Разнос продолжался бы долго, но не один я нуждаюсь в отеческом внимании, и подполковник переходит к следующей роте. За что попадает Пермякову, мне неинтересно. Да и стоит ли обижаться на полкача? Должность у него собачья, как же тут не залаять?
— Планы занятий составлены? — после совмещенного с разносом развода спросил нас Хазаев.