Время новых дорог

Но вот берег стал сползать вниз, и впереди открылась сливавшаяся с рекой обширная пойма болота. Она выглядела ровной белой равниной, на дальнем конце которой темнело мелколесье. Семечкин остановил трактор, задумался. Кроме как по болоту, поросшему сухими ветелками камыша, или по реке, в темных пятнах промоин, пути не было. И Семечкин, решившись, выжал рычаг. Трактор сполз на равнину и, оставляя широкий грязный след, заспешил поперек к дальнему краю. Сначала все шло хорошо, и оглянувшийся Семечкин довольно присвистнул. Но где-то посередине трактор взревел, выбросил гусеницами комья дымящейся грязи и начал проваливаться. Все усилия Семечкина были напрасны. Заглох мотор. Жидкая холодная грязь хлынула в кабину.

И тогда, прихватив транзистор и рюкзак, Семечкин неловко выпрыгнул из кабины. Упал, отбежал подальше и чуть ли не со слезами смотрел, как медленно, но заметно погружается трактор. Вскоре только верхушка кабины торчала из грязи.

Семечкин с тоской огляделся и поплелся через болото.

Колонна безостановочно шла вперед. На бульдозерах — Алсахай и Кешка, на тракторах с грузом — Иван Федорович и Бальсис, Анна и Михеев сидели в кабине трактора Алсахая.

Уставший Сергей дремал в кабине. Голова соскользнула на руки, и он проснулся. Выглянул, высматривая ушедшую вперед колонну и, утерев лицо горстью снега, тронулся следом.

В клочьях обгоревшей одежды, без шапки, без лыж, обожженные руки обмотаны какими-то тряпками, Дубынин забирался по крутому склону сопки. Скользил, падал, снова поднимался и снова шел.

Наконец он выбрался на вершину. И сразу же, далеко у подножия сопки, увидел весело и призывно дрожащий огонек костра. Дубынин спрятался за камень и закрыл глаза.

…Потом, когда уже совсем стемнело, он осторожно покатился вниз, зарываясь в снег и чутко прислушиваясь к тишине морозной тайги.

Прячась за деревьями, подобрался к костру. Но там никого не было. Стояло у дерева ружье, лежали вещи, стоял котелок с дымящимся варевом, и — никого. Дубынин замер в растерянности.

Но вот заскрипел снег. С большой охапкой пихтовых лап к костру подходил «дядя Леня». Опережая его, Дубынин кинулся к ружью. За ворохом ветвей, «дядя Леня», ничего не видел и, когда бросил их, был ошеломлен, обнаружив рядом Дубынина.

— Пистолет! — прохрипел Дубынин.

«Дядя Леня» не шевелился. Дубынин чуть поднял ствол ружья — «дядя Леня» полез за пазуху и, отпрыгнув в сторону, достал пистолет. Но надо было справиться с предохранителем, а замерзшие руки и страх мешали. Дубынин прикладом выбил оружие…

Потом подошел к костру и вытряхнул на снег содержимое рюкзака. Выпали сухари, покатились консервные банки, упал завернутый в полотенце самородок, несколько пачек денег. Дубынин отодвинул все это ногой, поднял лежавший у костра нож и, отрезав от оттаивающей у костра буханки кусок, стал есть, не выпуская из рук ружья.

«Дядя Леня», бессильно опустив руки, смотрел на валявшийся на снегу самородок, и по его морщинистой, обросшей серой щетиной щеке стекала слеза.

Семечкин брел по тайге из последних сил. Он не отдыхал и не спал, боясь замерзнуть, и сейчас буквально засыпал на ходу. Остановился, прислонился к сосне, закрыл глаза.

Его разбудил взрыв. Он вздрогнул. Над головой оглушительно стрекотали напуганные кедровки. А где-то впереди, за деревьями, оседала пыль поднятой взрывом земли.

Семечкин, еще не веря себе, пошел вперед. И услышал, как совсем неподалеку взвыла бензопила, кто-то весело закричал, кто-то отозвался. И Семечкин тоже закричал хриплым срывающимся голосом и побежал к людям.

Вертолет делал круг. Внизу промелькнули палатки мостостроителей. Потом потянулась, петляя, белая лента реки. Дальше — ледяные камни порогов, снова река и по правому берегу последние сотни метров тайги перед порогами — колонна.

Вертолет пролетел над самыми вершинами деревьев, и те, кто был внизу, молча, устало и счастливо смотрели ему вслед. Теперь они знали, что победили.

А Вертолет летел дальше, вдоль пробитой сквозь тайгу, болота, через распадки, осыпи и хребты дороги.

Крыша кабины утонувшего в болоте трактора, брошенный вагончик взрывников, черный след пожара, серые языки осыпей, перевал, следы костров, поваленные деревья — дорога, дорога… И вот, наконец, на ее белой полосе — две черные точки.

Вертолет стал спускаться на просеку. Гнулись деревья, закипали снежные вихри.

Дубынин стоял прямо, силясь улыбнуться побежавшим навстречу людям. А «дядя Леня» упал в снег и обхватил руками голову…

Колонна подходила к лагерю мостостроителей. Все, кто был здесь сейчас, вышли навстречу и молча стояли у крайних палаток. С уважением, любопытством, тревогой, восхищением смотрели строители на изуродованные машины, на выбитые окна вагончиков, на их обгоревшие стены, на многотонный в целости доставленный груз, на людей, которые прошли этот невероятный трудный путь.

Первым к ним подбежал Семечкин. Он обнял выпрыгнувшего из кабины Сергея, хлопнул по плечу Кешку, приподнял и крутанул Алсахая, радостно и уважительно пожал руку Бальсису и Ивану Федоровичу, улыбаясь, стал перед Быстровым.

— Ну? — спросил тот.