— Ну? — подтолкнул его к продолжению Пустовойт.
— Починить невозможно.
— К чему такие крайности? Выдернул бы какое-нибудь сопротивление — и все дела. Потом бы на место поставил.
— Испугался, что в критической обстановке проявлю никому не нужную слабость. Взял и… повредил.
— У тебя должна быть запасная рация.
— Запамятовали, Борис Юрьевич. Запасную, по вашему личному распоряжению, еще полгода назад передал мостовикам. Зачем несуществующему участку запасная рация?
— Знаешь, что по моему чиновничьему разумению самое страшное? — спросил Пустовойт, обращаясь к Зарубину. — События, которые выходят из-под контроля. Теперь мне хочется только одного — чтобы ты благополучно дошел.
— Дойду, — пообещал Зарубин.
— Не дойдешь… Послушай, что там творится.
— Если не пойду, перестану себя уважать. И себя, и все, что мы тут строим. Подам заявление.
— Думаешь, что-то от этого изменится? Что касается лично тебя… Все-таки я тебя неплохо знаю… Ты не сможешь не строить.
— Не смогу плохо или неправильно. Давай называть вещи своими именами. Строить плохо или неправильно — преступление. Все равно, что сознательно воспитывать из детей негодяев. Обманывать, воровать, изменять стране, в которой живешь. Прости за излишний пафос и элементарные истины… Накипело. Вот, кстати, из той же оперы… Как говорится, до кучи… Извини, Павел, знакомился с твоими бумагами — ты же разрешил. Лежала на самом виду… Вот эта бумажка…
Он достал из кармана сложенный вчетверо листок, развернул.
— Прихватил на память, пригодится… Если разрешишь, прочитаю несколько строчек. Совсем небольшой отрывок из статьи ведущего консультанта института мировой экономики США Уолтера Рассела. Название статьи — «Не купить ли нам Сибирь?» Зачитываю:
«Бездарность российской власти, неспособность управлять богатейшим краем, плачевное состояние всей инфраструктуры сибирского региона, кризис в отношениях с центром, тотальное воровство на всех уровнях экономической жизни, равнодушие местных жителей к попыткам Москвы восстановить свой контроль на местах, чувство безнадежности в среде местной интеллигенции…»
И как вывод: —
«Надо спасать гибнущий режим, опускающийся в пучину исторического небытия».
Знаешь, Павел, меня порадовало, что это произведение лежало у тебя на столе, на самом виду. Наверняка ты много раз перечитывал все это и вряд ли соглашался с выводами этого ведущего консультанта.
— Почему ты так решил? — не скрывая растерянности и раздражения, спросил Голованов.
— По-другому просто быть не может. Не буду даже объяснять. Мы — другие. Надеюсь, ты это прекрасно понимаешь.
Вместо ответа Голованов достал из кармана листок бумаги, развернул и поднялся по лестнице к сидящим на верхней ступеньке Пустовойту и Зарубину.
— Что это? — спросил Пустовойт.
— Заявление об увольнении. Написал позавчера, как только узнал о вашем приезде.
— Я — против! — твердо сказал Зарубин.
— На твоем месте я бы тоже подал подобное заявление. И лучше по собственному желанию, пока нас не купили, — посоветовал Голованов. — Подпишите, Борис Юрьевич.
— Ручку… — равнодушно попросил Пустовойт.
Голованов протянул ему заранее приготовленную ручку, и Пустовойт, пристроив листок с заявлением на колено, аккуратно его подписал.
— Как говорит теща: «Плюй по ветру, дальше улетит», — прокомментировал происходящее внимательно ко всему прислушивающийся Кодкин. Да и все остальные прислушивались к каждому слову.
— Что вы имеете в виду? — спросил у Кодкина Ефимов.
— Это она имеет, а не я.
— Я тоже подаю заявление, — крикнула Наташа. — Сейчас напишу…
Ушла к себе в комнату.
— Все, мужики, кончай! — заявил Кодкин и стал собирать свою высохшую одежду. Отойдя в дальний угол, стал торопливо переодеваться, скупо поясняя свои неожиданные действия: — Светать уже начинает. Потрепались и хватит.
— Как сказала бы теща: «Из разговоров штаны не сошьешь», — поддержал его Веселов.
— Ты откуда знаешь? — Кодкин даже одеваться перестал. Застряв одной ногой в штанине, уставился на Веселова: — Слышал, что ль, где?
— Народная мудрость. У меня тоже не получается. Ни дров, ни штанов.
— Трепло!
Кодкин закончил свою экипировку и подошел к лестнице, на верхней ступеньке которой все еще сидели Пустовойт и Зарубин.
— Машину водишь? — спросил он Зарубина.
— Вожу, — не сразу ответил удивившийся вопросу начальник Управления.
— Краз сможешь?
— Смогу. А в чем, собственно, дело?
— Беру напарником.
— Спасибо. А что? Если выгонят, стоит подумать.