— Когда прииск тут был, с этого вот времени и до большой воды ни одна живая душа ни сюда, ни отсюда. До войны хотели тропу лошадиную пробить через перевал, отступились. Это сейчас вертушки пользовать стали. И то… Перевал закроет — и все дела. А перевал наш, как один летун тут говорил, триста дней в году закрытый. Для сбережения человеческих жизней. Чтобы глупостей не сотворяли.
— Подозреваю, что БАМ из-за этого в сторону вильнул, — поделился своим соображением Ефимов. — С одной стороны — во избежание, с другой — для сохранения. Такие места сохранять надо.
— Вот и сохраняйте. Недаром вас музей сюда подослал, — недовольно пробурчал Веселов. — Мы что теперь как экспонаты тут торчать будем?
— До морковкина заговенья, как теща выражается, — поддержал его Кодкин. — Только мне вертолета дожидаться не резон. Кормилица моя до следующего ледостава на ржу изойдет и на запчасти от безделья рассыплется. Хреновый вариант.
— Если от большого камня полететь маленько, листвяк такой будет… — показал двумя поднятыми руками две вершины «листвяка» Бабушкин. — Оттуда бежать надо быстро, там осыпушка… И еще маленько идти.
— А чего не всю дорогу лететь? — начал заводиться Кодкин, расстроенный видением своей оставленной на произвол «кормилицы». — Лети себе до самого райцентра. И быстро, и мухи не кусают.
— Меня мухи не кусают, — обиделся Бабушкин.
— Ничего вы не понимаете, — снова вмешался Старик. — Коля Бабушкин где хочешь пройдет. Самые бывалые охотники диву даются. То здесь его застанут, то там. Ты что, спрашивают, Коля, по воздуху летаешь? А он и рад — летаю, говорит. Рассказывает, что даже на Золотой горе побывал, своими глазами убедился. Этому, конечно, мало кто верит. Хотя, кто его знает.
— На той самой? — оживился Ефимов.
— Кто ж его знает — на той, не на той? Ежели она на самом деле имеется.
— Что за гора? — заинтересовался Зарубин.
— Местный фольклор, — объяснил Ефимов.
— На Урале медная, а здесь, значит, Золотая? — хмыкнул Веселов.
— А все-таки? — не отставал Зарубин.
— Вы у него поинтересуйтесь, — посоветовал Старик. — Может, и расскажет. Расскажи, Коля.
Бабушкин сначала отрицательно замотал головой, потом неожиданно улыбнулся и спросил:
— А слушать будете?
— Обязательно, — пообещал Зарубин.
— Еще одна кошка в темной комнате, — откликнулся стоявший в стороне ото всех Голованов. После чего прошел к магнитофону и выключил его. — Под такую музыку не сказки рассказывать, а проводить научный семинар на тему «Огромные богатства таинственной Сибири». Есть еще, оказывается, люди, которые верят в эту таинственность. А кот отсюда уже давным-давно убежал. Возвращаться не собирается. Поскольку видеть его здесь никто не желает.
— Рассказывай, Коля, — попросил Зарубин.
Подошли и переставшие изображать танец Пустовойт с Наташей.
— Об чем разговор, если не секрет? — поинтересовался Пустовойт.
— Всего-навсего, о несметных богатствах здешних мест, — раздраженно пояснил Веселов, демонстративно отодвигаясь от Наташи, которая остановилась рядом.
— В которые, к сожалению, уже давным-давно никто не верит, — с нарочитой печалью развел руки Голованов. — Увы, кошечка убежала в далекое будущее.
— Теперь уже не кот, а кошечка? — через силу улыбнулся Пустовойт.
— Рассказывай, Коля, — снова попросил Зарубин.
— Будете слушать, буду рассказывать, — подтвердил Бабушкин. — Давно не рассказывал. Врач говорит, у тебя не воспоминание, а эта самая… Как её?..
— Фантазия, внушение? — неуверенно стал подсказывать Ефимов.
— Нет. Гала какая-то.
— Галлюцинация, — догадалась Наташа.
— Она, однако, — обрадовался Бабушкин. — Ты, говорит, о ней забудь, пусть уходит куда подальше. Тогда совсем здоровым будешь.
— Понятно, — сказал Пустовойт и вернулся на свое место за столом.
— Я, когда здоровый, летать не могу, — грустно сказал Бабушкин.
— Это точно, — поддержал его Голованов, усаживаясь за стол напротив Пустовойта. — Не уважают у нас тех, кто летать рвется. Лечить начинают, поскольку мешают намеченному свыше общему существованию.
Плеснул себе в стакан очередную порцию коньяка и приподнял его в сторону Пустовойта, адресуя сказанное именно ему.
— Наглядный пример в наличии, — кивнул тот в сторону Бабушкина. Его не на шутку встревожил интерес и расспросы Зарубина, которого он почитал за стопроцентного реалиста и практика. В дополнение к так и неразгаданному появлению цветов это могло, на его взгляд, обернуться непредвиденными осложнениями, которые могли помешать его тщательно продуманному плану.
«Совсем некстати занесло сюда этого юродивого», — подумал он и, досадливо поморщившись на понимающую улыбку Голованова, поманил пальцем оглянувшуюся на него Наташу. Она подошла и присела рядом.
— Часто он себе позволяет? — спросил он про морщившегося от выпитого спиртного Голованова.
Наташа пожала плечами:
— Ни разу.
— Будем считать, что это ваш день рождения выбил его из привычной колеи. У вас действительно сегодня день рождения?