Раскосые глаза Рашида зло сощурились, уставились на пулемет. Лунатиком Зинатуллов подошел к нему, поднял и застрочил по соседней вершине, пока не кончились патроны в магазине, а затем, отшвырнув пулемет, долго матерился, смешивая русские и татарские ругательства, и грозился двумя руками.
– Кость у тебя видна, – сказал друг, когда Сергей наклонился, чтобы перегрызть бинт. – Давай перевяжу.
– Успеем, – отказался Гринченко и принялся за другую россыпь ран на боку, там, где из-под загорелой кожи выпирали ребра.
На гребне кратера появился лейтенант Изотов.
– Живы?.. Гринченко, почему на связь не выходишь?
Сергей посмотрел по сторонам, но рацию не нашел, наверное, на склоне валяется.
– А с этим что? – Изотов остановился возле Углова.
Никто не ответил. Санитар, спустившийся в кратер вслед за офицером, пощупал пульс на Женькиной руке и положил ее на груд, чуть выше маленького, блестящего осколка, впившегося в запасной автоматный рожок в жилетке. Потом санитар подошел к Тимруку и после короткого осмотра сказал:
– Вниз несите. Там ещё трое раненых, «вертушку» вызвали.
Вертолет ждали с час. Тимрук часто терял сознание. Угри на его лице стали выпуклее, заметнее. Не жилец Витька. Понял это и Тимрук, и взгляд его наполнился тоской. Чтобы отвлечь друга от мыслей о смерти, Сергей старался казаться бодрым, а может, промедол так действовал, и болтал без умолку, тяжело ворочая непослушный язык:
– Сейчас «вертушка»... в госпиталь... там нас быстренько заштопают... чик-чик!.. и будь здоров!.. А в госпитале медсестры... пальчики оближешь!.. И ей, и себе... Помнишь. Стригалёв рассказывал?
Тимрук в ответ кривил губы, пытаясь изобразить улыбку. Оба подыгрывали друг другу, знали об этом, но никто не хотел прекращать дурацкую игру, словно продолжение её – продолжение Витькиной жизни.
– А вернемся на гражданку, все бабы будут твои... И старые, и новых наснимаешь...
Тимрук вдруг приоткрыл рот. Его моментально остекленевшие глаза, будто повернувшись зрачками внутрь, глядели, нет, слушали, именно слушали, что-то в животе. Это что-то было непонятным и тревожным, и, когда оно затихло, улыбнулся, закрыв глаза, и тихо произнес:
– Не было у меня никого...
– Будут, – пообещал Сергей, не сразу поняв смысл услышанного. – Как не было?
– Никак.
Витька Тимрук резко зевнул, плотно сжатые веки подрожали и затихли.
6
С утра шел обложной, осенний дождь. Капли залетали на балкон, дробились о темно-красные доски и полосатые арбузы, заполнявшие почти все свободное место, ступить некуда. Запасливая баба Оксана, хохлушка, в ее квартире можно переждать две ленинградские блокады и ядерную зиму в придачу.
Сергей сидел на ковре перед открытой балконной дверью, упершись босыми ногами в дверной косяк, чтобы брызги от разбившихся об арбузы капель щекотали подошвы, и разбирал пистолет. Части складывал на расстеленную рядом газету «Известия» с таблицей валютных курсов. Прямо на таблице стоял пузырек с зеленой наклейкой, на котором значилось «Масло часовое». Сергей смочил маслом тряпочку и тщательно протер каждую деталь, начав с рамы и закончив патронами. Шестнадцать штук, так ни разу и не выстрелил, не проверил бой. Стрелять по воробьям – глупо, а дела все были плевые: пару раз только кастетом поработал. Что смешно – дольше упрямились те, кто меньше платил.
Собрав пистолет, прицелился в ближний арбуз, в желтое пятно, покрывающее верхнюю впадину. Мушка сравнялась с прорезью прицела, подперла пятно. Клац – раскалывайся кооператор, гони монеты-семечки!
Чистил пистолет, когда нападала хандра, а нападала она дня через три-четыре после дела. Надоедали кабаки, воротило от болтовни Оксаны, от бахвальства Спортсмена, от визгливого смеха его подруги. Много денег, а потратить так, чтоб день запомнился, – негде. Иногда прямо распирало от желания пострелять в кабаке, а потом расплатиться, но. ведь рассчитываться придется годами тюрьмы, а не деньгами. Поэтому оружие брал с собой только на дело.
Куда и зачем едут – узнавал уже в машине. Правда, изредка Толик сообщал заранее, когда надо было провести предварительную обработку: избить несговорчивого, изуродовать его машину или учинить погром в конторе. Такую работу поручали им двоим, а если кооператив был иногородним, подключался и Спиря. Спортсмен вел переговоры с жертвой и руководил изъятием денег. А Старшой – Сергей не вдел его ни разу. По намекам догадывался, что тот работает в милиции, – подыскивал «фазанов» и давал знать, если они сообщали в милицию. Сообщить осмелился только один, и через две недели, когда его перестал охранять, оказался в больнице с проломленным черепом, и еще через неделю компаньон стукача трясущимися руками выложил пятнадцать тысяч вместо первоначальных десяти.
После этого дела перепивший малость Виктор Спортсмен пожаловался в ресторане Сергею:
– Мелко работаем! Светимся много, а берем мало. Я говорю Старшому: брать – так брать, чтоб до конца жизни хватило! А он смеется, морда ментовская!