Время - ноль

Сергей раздвинул сине-зеленые шторы, вошел в первую комнату – и замер, придерживая плотную рубчатую материю. На пороге второй комнаты стояла инвалидная коляска, в которой сидел раздобревший длинноволосый молодой мужчина. Левой рукой мужчина держался за колесо, а правой убирал с глаз непослушную рыжую прядь. Ноги у него заканчивались в коленях.

– Привет, Леня, – хрипло поздоровался Сергей. – Помнишь десантника? Медсестра, и все такое... когда колонну в кишлаке сожгли.

Вспоминая, Фролов прицелился в гостя указательным пальцем, а вспомнив, дернул им, будто выстрелил:

– Сергей! Правильно?

– Точно! – подтвердил Сергей и произнес, как пароль: – Улица Котляревского – котел для варки баранов, дом восемьдесят четыре – год призыва, квартира восемнадцать – возраст призывников!

– Будешь проходить мимо – проходи! – как отзыв, закончил Леня. – Грамотно я обработал свой адрес – никто не забывает!.. Ну, это, идем ко мне. – Он завертел колесами, разворачиваясь. – Мам, сообрази что-нибудь.

– Сейчас, сыночек, – произнесла она подрагивающими губами.

– Только не реви!

– Не буду, не буду... Подождите, в магазин сбегаю...

– Я принес. – Сергей отдал ей завернутую в газету бутылку и предложил Лене: – Давай помогу.

– Не надо, сам справлюсь – дело привычное. Стул захвати для себя.

Во второй комнате у окна стол, заваленный радиозапчастями, справа от него – платяной шкаф и этажерка, на которой было больше бобин с магнитофонными лентами, чем книг, слева – кровать, дальше – тумбочка, а на ней магнитофон «Юпитер». Над кроватью упиралась лакированным козырьком в цветок на обоях армейская фуражка с черным околышем. В центре тульи, как на подносе, полулежала-полувисела медаль «За боевые заслуги». Если вдруг отцепится, то съедет, как по трамплину, и сиганет в один из протезов, стоявших у кровати. Верхушки их были кожаные, с ремешками, стопы – обутые в черные растоптанные ботинки, которые в народе называют «говнодавами», а в середине – похожи на живые ноги, только гладко выбритые и присыпанные пудрой.

Леня заехал между кроватью и столом, сгреб на подоконник запчасти, освобождая место для тарелок и бутылки.

– Садись там, – показал он на противоположный конец стола. – Мать отревется – всегда заводится, когда из «афганцев» зайдет кто, – сообразит закусь, а ты рассказывай.

– Что?

– Все... Куда ты потом делся? Я договорился с ней, ждал, ждал, потом плюнул и пропил с ребятами. Думаю, домой вернусь, рассчитаемся. – Он смущенно посмотрел на Сергея. – Правда, не совсем так получается...

– Правильно получается.

В комнату зашла мать, принесла рюмки, открытую бутылку коньяка и тарелки с овощами и салатом, колбасой и сыром.

– Вы извините, – обратилась к Сергею, – гостей не ждали, особых разносолов нет...

– Мам, да ты что?! Серега свой парень, «афганец»!

– Может, борща разогреть?

– Обойдемся, – ответил Сергей. – Вы не беспокойтесь, я не голодный.

– Ну, гость все-таки, – не унималась мать. – Ешьте пока, а я картошки отварю.

– Не надо.

– Мам, иди! – выпроваживал сын. Он придвинул бутылку к гостю. – Банкуй. Мне – чуть, себе – полную.

– Что так?

– Да я больше по другому делу. – Он показал рукой, будто нажимает на поршень шприца.

– На иглу сел?

– Ну. – Он посмотрел, не осуждает ли Сергей. Убедился – нет, добавил: – В госпитале привык. Одна операция, вторая. Сначала – чтобы не болело, а сейчас – как-то проще все становится... Ну, поехали. За возвращение!

Выпили, одновременно взяли по куску колбасы.

– А как тебя?.. – Сергей старался не смотреть на выглядывающие из-за края стола обрубки.

– Мина, итальянская, двойная, – дожевав колбасу, ответил Леонид. – Решили на Новый год мясцом свежим запастись. Неподалеку от точки кишлак был, мы частенько к ним заглядывали, крупы разные на баранов меняли. – Он усмехнулся. – Они, правда, народ дикий, каш не любят, но мы свалим мешки на землю, а взамен выберем баранов пожирнее. В тот день на тягаче вчетвером покатили: командир точки, я и еще один «дед» и «молодой» за водителя. По бетонке он вел, а скатили с нее, я и говорю: «Дай рычаги подергаю». Только поменялись местами – с полкилометра проехал – как бабахнет! Я и не почувствовал сразу ничего, только защипало вот тут, – он показал то место, где раньше были голени. – «Духи» с бархана шмалят, наши – в ответ. Хорошо, драпанули они сразу... Ты знаешь, сперва ну совсем не больно было. Только когда из тягача вытягивали, нога зацепилась за что-то – сознание аж потерял. Очухался – лежу у тягача, левой ступни как не бывало, а правая на куске мяса на порванном голенище держится. Как гляну – муторно становится и чувство такое, что не мои ноги: меня уже перетянули жгутами, накололи промедолом. А может, это позже: не помню, все время сознание терял. Очухался в вертолете. Оказывается, «молодой», узбек, спортсменом до армии был, бегуном, вот он и отмотал километров десять до точки за подмогой. Писали ребята, к ордену «Красной звезды» его представили... Да, поели баранинки... – Он придвинул рюмку к бутылке, попросил:

– Налей-ка полную.

Выпив, пожаловался: