Взводу повезло: «духи» бросили позицию, драпанули по седловине на соседнюю вершину, более высокую и широкую. Оставленная ими вершина была похожа на неглубокий кратер вулкана, оборудована окопами для круговой обороны и противовертолетными щелями – узкими сверху и расширяющимися в глубине. Командир заставы приказал по рации закрепляться там на ночь.
«Деды» – Зинатуллов и Улов – сразу подсели к оставленному душманами костерку, Тимрук, как пулеметчик, залег в сторону седловины, а остальные пошли вниз за снаряжением. Вести их должен был Гринченко, но лейтенанту Изотову, видать, страшновато было куковать на вершине с тремя солдатами, поэтому пошел вниз вместо командира взвода. Гринченко был не против: чем карабкаться туда-сюда, лучше здесь погулять. Он ходил вдоль края кратера, служил промежуточным пунктом связи для двух застав, находившихся на противоположных горы. Бой за соседнюю вершину шёл не очень жаркий. Десантники не лезли под пули, больше надеялись на миномёты и ожидаемую помощь вертолётов, а душманам было куда отступать, окружить их не хватало людей. Гринченко, изредка передавая команды или просьбы одной заставы другой, медленно ходил о Тимрука мимо Углова, сидевшего через костёр с Зинатулловым, до кустика на противоположном краю кратера и обратно.
Видимо, его хождение привлекло внимание «духов». Гринченко как раз шёл от Тимрука, поравнялся с Женькой Угловым, когда Витька окликнул:
– Серёга, ты не...
Мина угодила прямо под ноги Женьке. Гринченко сильно долбануло чем-то по голове и выкинуло из кратера. Плашмя упав на спину, больно ударился головой. Дыхание отшибло, пытался вдохнуть, но не смог, а из глаз текло что-то тёплое. В памяти сплыл раненый в позвоночник солдат. Сквозь звон в ушах прорвался звук второго взрыва. Жаль, что услышал. Лучше бы сразу отмучаться...
Непослушный язык выдавил на губы комок густой слюны. Точно этот комок и был причиной всех бед, тело вдруг ожило, задвигалась грудная клетка. В затяжном кашле Гринченко перевернуло на бок, он с трудом встал на четвереньки и полез в кратер.
Перевалив через гребень, наткнулся на Женьку Углова. Тот лежал на спине, руки вдоль тела и чуть отведены, ладонями вверх, словно Женька выказывал ими сожаление о том, что мина взорвалась так близко. Лицо было разворочено, из ран выползала бурая творожистая масса, похожая на кровяную колбасу. Чуть дальше, за дымящимися головешками разбросанного взрывом костра, стоял на коленях Зинатуллов, прикрывал окровавленными руками лицо и раскачивался из стороны в стороны, будто с трудом удерживал равновесие. Тимрук как лежал на боку, опершись на локоть, так и остался. Он удивленно смотрел то на Женьку, то на Рашида, то на Сергея и, казалось, до сих пор не понимал, что случилось.
– Рашид, ты ранен? – спросил Гринченко. – Рашид?
Зинатуллов отвел окровавленные руки, открыв еще более окровавленное лицо, проорал:
– Камушками посекло!.. В Женьку всё пошло! Перевязать его надо!
– Не надо, – сказал Гринченко, садясь неподалеку от Углова. В правом виске ломило, будто кто-то сверлил там дырку тупым сверлом. Дотронулся – кровь. – Рашид, что у меня там?
Зинатуллов размотал бинт и приподнял голову Углова, намериваясь перевязать ее.
– Слышь, Рашид! – крикнул Гринченко.
– Помоги Женьку перевязать! – крикнул в ответ Зинатуллов.
– Не ори, слышу!.. Глянь, что у меня с головой?
– Я не ору! Это ты шепчешь – ничего не понятно! – возразил Рашид, вдавливая чистым белым бинтом внутрь черепа бурую массу.
– Брось ты его, поздно уже! Посмотри лучше меня.
– Не поздно! – Рашид неумело наматывал быстро пропитывающийся кровью бинт наискось через лицо. Под бинтом исчез левый глаз, а правый, как живой, смотрел на однополчан и казался весёлым, словно Углов разыгрывал Зинатуллова: сейчас встанет, оботрется рукавом и скажет, хихикая: «Как я тебя, чёрт нерусский?!»
Поняв, что от контуженного Рашида толку мало, Гринченко позвал Тимрука:
– Вить, глянь, что у меня?
– Ранен я, – тихо ответил Витька и виновато улыбнулся, показав просвет между зубами.
– Сильно?
– Не знаю... но встать не могу.
Ноги и бок Тимрука были покрыты темными пятнышками крови, впитавшейся в галифе и гимнастерку. Пятнышек было больше двух десятков, на все бинтов не хватит.
– Где больнее всего? – спросил Сергей.
Витька показал на бок:
– Здесь... В животе печёт – дышать тяжело.
На его лицо крупные капли пота торопливо прокатывались между красными угрями.
– Потерпи, сейчас укол сделаю.
Бок Тимрука сильно покромсало. Раны были маленькие, кровь почти не текла – попробуй разберись, какая опаснее. Сергей перевязывал все подряд, а Витька, взбодренный промедолом, помогал одной рукой.
– Как же так, а?! – рассерженно воскликнул подошедший к ним Зинатуллов. – Мы с Женькой собирались вдвоем на дембель ехать, сначала ко мне, потом к нему... Как я один поеду?!..