– ...Понял вдруг: если не увижу тебя, свихнусь, – жаловался Братан. – Вернулся домой, а там все не так. Деревня та же, люди те же, а не так все, скучно мне. Ну и понеслось: каждый вечер надуюсь самогонки до поросячьего визга и морду кому-нибудь набью, чтобы от тоски не сдохнуть. А то, хоть к собаке в будку лезь и вой оттуда!.. Поутру схвачу ружье – и в лес. Он у нас хороший, не засранный городскими, – приедешь, такие места покажу, закачаешься! – забреду я в него и давай палить по всему подряд. Егерь ворчать было, а я ему: «Молчи, падла, и тебя хлопну!». Расстреляю патронташ – вроде полегчает. А на обратном пути встречу мать Антона – и опять как понесет!.. – Семен стиснул кулаки, ударил одним о другой. Выпив пива, надломленно продолжил: – Антон был один у нее, рос болезненным, все тряслась над ним, как собачонка следом бегала, мы в школе дразнили ее Мамка-хвост. Когда учились в шестом классе, он пригрозил, что из дому сбежит, если будет за ним ходить. Перестала. В армию провожала, три мужика ее держали, пока машина не отъехал, до околицы следом бежала. А когда цинк получила, в один день поседела и того... – Он покрутил пальцем у виска. – Ходит по улице грязная и растрепанная и ко всем парням пристает – за сына принимает. Меня в форме увидела, двумя руками вцепилась: «Тошенька! Вернулся! Почему к маме не идешь?... Пойдем, Тошенька, пойдем, родненький...». – Братан отшвырнул пустой стакан, припал к бутылки, выцедил с литр, вытер с подбородка подтеки. – Представляешь, на улицу боялся выйти. Наши дома напротив, она сидит у окна, сторожит. Только я за ворота – тут как тут...
Сенька Устюжанинов гостил неделю. Спали на полу, потому что кровать была узковата, а порознь не хотели. В ночь перед отъездом засиделись допоздна. Пили самогон, третью бутылку.
– Я виноват! – стучал Братан кулаком в грудь. – Антон меня отговаривал, не пускал в самоволку. Утром командир спрашивает: «Устюжаниновы, кого вчера видели в поселке? Выйти из строя». Я выхожу, и Тоха выходит. Ну, он нас обоих в Афган... Если по справедливости, я должен был погибнуть, я!
– Брось, Братан, ни в чем ты не виноват, – успокаивал Сергей. – Антон все равно бы погиб: слишком хороший был.
– Не погиб бы! Я виноват! – упрямо повторял Семен. Лицо его побурело – веснушки не различишь, – над верхней губой собрались капельки пота. – Я, я виноват!
– Заткнись! Если б Антон дурака не свалял...
Закончить не успел, потому что получил кулаком по носу. И, сметая со стола бутылки, ударил в ответ. Каким-то образом они упали вслед за бутылками на пол. Катаясь и рыча, колошматили друг друга. Даже к «духам» у Сергея никогда не было такой ненависти, какая появилась к Братану: озверев, колотил по белобрысой голове, по конопатой морде и пытался добраться до «розочки» от разбившейся бутылки. Она закатилась за ножку стола, поблескивая оттуда зубчатым осколком. Тянулся к ней и Сенька.
На шум драки в комнату ворвалась мать.
– Сережа! Мальчики!.. Боженьки родные, что ж вы делаете?!..
Сергей лежал на Семене, оба тяжело дышали, не в силах подняться.
– Все в порядке... мам, – в два приема и стараясь придать спокойствие прыгающему голосу, выдохнул Сергей. – Иди ложись.
– Что в порядке?! Ты посмотри, что вы с собой наделали – в кровище все!
– Ничего, умоемся... Иди, мам.
Подошел отчим в трусах, увел ее.
Утром на перроне Сенька-Братан, щуря подбитый глаз, с улыбкой смотрел на припухший Сергеев нос и говорил все три минуты, которые поезд стоял на станции. Был Семен успокоенный, будто возвращался с трудной боевой операции.
– ... Уборочная у нас полным ходом идет. Приеду, кинусь в работу – глядишь, до осени некогда думать будет. А там женюсь, девку присмотрел уже. На свадьбу обязательно приезжай. Нас ведь двое осталось... Прощай, Серега, прощай взводный!
Они обнялись, Сенька Устюжанинов вырвался, вскочил в поезд. Отстранив проводницу, собравшуюся закрыть дверь, он вцепился в желтый поручень, а Сергей шел следом по перрону, все больше и больше отставая, и в его голосе стучало в такт колесам «про-щай – про-щай, про-щай – про-щай».
На следующее утро Сергей пошел устраиваться на работу. Мастер участка на небольшом заводе – работа не денежная и порядком нервы выматывает, зато времени и желания копаться в себе на оставалось. Он уже втягивался в эту размеренную, скучную жизнь, иногда запивал, но обязанности сдерживали от крутых загулов, глядишь, женился бы и зажил как все, не получи орден и не познакомься с Инной. Он тогда написал Братану, похвастался наградой и предупредил, что приедет в конце лета в гости. Ответ прислали родители Семена. Скупыми словами сообщили, что будут рады гостю, но Сени дома нет, сидит в тюрьме. На Рождество он пришел на свадьбу и застрелил невесту и жениха. Дальше шли многословные попытки родителей взять вину на себя. Сергею представилось, как старенькие мать и отец Сеньки-Братана ходят по деревне от дома к дому, кланяются в землю и умоляют простить их за преступление сына...
2