Читаем Время колоть лед полностью

ГОРДЕЕВА: Принято считать, что девяностые – это фильм “Брат”. Я его не люблю. Притом, что страшно люблю другие фильмы Балабанова. Когда ты сейчас сказала “открыть окно в квартире, где слышен запах тлена”, я вспомнила, разумеется, “Груз 200”, великий фильм, мощнейшее высказывание о том, почему окно необходимо было открыть, и о том, как мы были не готовы к тому, чтобы открыть, и чем вообще всё это обернется (так ведь и обернулось же!). Фильм вышел не в девяностые – в середине двухтысячных. Но он про время, когда был шанс стать свободными, но еще никто не понимал, какую за это придется заплатить цену.

ХАМАТОВА: Но Бодров – это совершенно точно лицо девяностых.

ГОРДЕЕВА: А кто спорит? Я просто говорю о том, что “Брат” – это только часть девяностых. А другая, более ценная для меня, более личная и более человеческая часть – это, конечно, “Взгляд”, который возродил Сергей Кушнерёв и куда он позвал Сергея Бодрова ведущим после фильма “Кавказский пленник”. Тогда началась великая дружба Кушнерёва и Бодрова, в этот момент Бодров стал лицом наших девяностых, нашей новой искренности, новой человечности, нашей готовности быть, любить, помогать и плакать вместе. Словом, становиться полноценными участниками своей жизни, а не тупыми исполнителями, которые согласно голосуют в отведенные регламентом часы.

Но я это всё наблюдала, сидя перед телевизором – вначале и заваривая чай тремя этажами ниже в Останкино – потом. А ты была в гуще всех событий. Ты же именно в это время знакомишься и с Кушнерёвым, и с Бодровым!

ХАМАТОВА: Они появились в моей жизни одновременно. Тысяча девятьсот девяносто шестой год. Я – студентка четвертого курса, мы выпускаем спектакль “Дневник Анны Франк”. А Серёжа Бодров – звезда. “Кавказский пленник” и “Брат” уже вышли, Бодров ведет “Взгляд”, и они взапой дружат с Кушнерёвым, бесконечно придумывая новые форматы, новые программы, новые акции во “Взгляде”.

ГОРДЕЕВА: Я застывала перед телевизором в счастливом оцепенении, когда они затеяли во “Взгляде” акцию “Всероссийский Дед Мороз”: Бодров читал в эфире письма, а потом, одевшись Дедом Морозом, выполнял желания людей. Самых несчастных и уже ни на что не надеющихся. Один из сюжетов я до сих пор часто пересматриваю: мальчик написал, что у него есть старший брат, который мечтает играть на трубе в оркестре, но трубы нет, денег на нее нет, и отца у них тоже нет. И Бодров поехал в этот маленький городок, выстроил под окнами дома, где жили пацаны, оркестр. Оркестр играл, парень обалдело смотрел в окно. Ему подарили трубу и приняли в оркестр. Это были какие-то, знаешь, обучающие сюжеты о том, как стать человеком. Я, разумеется, видела только Бодрова, который был в кадре. Я тогда и не знала, что Кушнерёв имеет к этому отношение. Но я уже работала в “Телекомпании ВИД” администратором и слышала эту фамилию в коридорах: Сергей Кушнерёв был художественным руководителем “Взгляда” и главным редактором “Телекомпании ВИД”. Его фамилию люди произносили, выпрямив спину, о его работоспособности и гениальности ходили легенды. Я однажды ехала с ним в лифте. И влюбилась. Но мне с ним познакомиться случая тогда не выпало. Придется ждать много лет, встретить тебя, а ты потом “встретишь” нас с Кушнерёвым.

ХАМАТОВА: Это была фантастическая удача: неожиданная, нежданная и счастливая. К тому времени у меня за плечами только одна картина – “Время танцора”. Но можно сказать, что меня как актрису пока мало кто знает. Меня вызывает Алексей Владимирович Бородин, который обычно с большим скрипом отпускает студентов на съемки, считает это вредным и пошлым. А уж тем более, если, не дай бог, для телевидения. И вот Бородин вызывает меня в кабинет: “Тебя приглашают в программу «Взгляд» познакомиться. Думаю, что это интересно. Надо сходить”, – говорит он. Очевидно, программа “Взгляд” попадала в малочисленную категорию тех, где его студентам появляться приемлемо.

Перейти на страницу:

Все книги серии На последнем дыхании

Они. Воспоминания о родителях
Они. Воспоминания о родителях

Франсин дю Плесси Грей – американская писательница, автор популярных книг-биографий. Дочь Татьяны Яковлевой, последней любви Маяковского, и французского виконта Бертрана дю Плесси, падчерица Александра Либермана, художника и легендарного издателя гламурных журналов империи Condé Nast."Они" – честная, написанная с болью и страстью история двух незаурядных личностей, Татьяны Яковлевой и Алекса Либермана. Русских эмигрантов, ставших самой блистательной светской парой Нью-Йорка 1950-1970-х годов. Ими восхищались, перед ними заискивали, их дружбы добивались.Они сумели сотворить из истории своей любви прекрасную глянцевую легенду и больше всего опасались, что кто-то разрушит результат этих стараний. Можно ли было предположить, что этим человеком станет любимая и единственная дочь? Но рассказывая об их слабостях, их желании всегда "держать спину", Франсин сделала чету Либерман человечнее и трогательнее. И разве это не продолжение их истории?

Франсин дю Плесси Грей

Документальная литература
Кое-что ещё…
Кое-что ещё…

У Дайан Китон репутация самой умной женщины в Голливуде. В этом можно легко убедиться, прочитав ее мемуары. В них отразилась Америка 60–90-х годов с ее иллюзиями, тщеславием и депрессиями. И все же самое интересное – это сама Дайан. Переменчивая, смешная, ироничная, неотразимая, экстравагантная. Именно такой ее полюбил и запечатлел в своих ранних комедиях Вуди Аллен. Даже если бы она ничего больше не сыграла, кроме Энни Холл, она все равно бы вошла в историю кино. Но после была еще целая жизнь и много других ролей, принесших Дайан Китон мировую славу. И только одна роль, как ей кажется, удалась не совсем – роль любящей дочери. Собственно, об этом и написана ее книга "Кое-что ещё…".Сергей Николаевич, главный редактор журнала "Сноб"

Дайан Китон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство