Читаем Время колоть лед полностью

Квартира Бодровой очень живая. И как будто недостроенная. В разговоре выяснится: не как будто, так и есть. Квартиру купили за несколько месяцев до того, как Сергей Бодров улетел снимать фильм “Связной” в Кармадонское ущелье. И пропал без вести. Переезжала Света сюда уже без мужа. С двумя маленькими детьми, Олей и Сашей, на руках. Кое-где ремонт так и не начался. Кое-где – так и не закончился. Но в квартире уютно. На стенах – картины Светы, она рисует. В гостиной портрет Бодрова. Не такой, какие обычно висят в домах погибших. Другой. Как будто папа и муж вышел в магазин и скоро вернется.

Говорим о Серёжах: Бодрове и Кушнерёве. Точнее, говорит Света, а я то и дело переспрашиваю: “Это какой Серёжа?” Часа через три выучиваюсь понимать по интонации – какой, о ком речь. “Чулпашечка” возникает в рассказах и о том, и о другом.

“Понимаешь, Чулпашечка – это живая нить, которая соединяет мое прошлое и настоящее, – говорит Бодрова. – Я могу к ней обратиться в любое время. Могу позвонить. Не так уж много людей, которым я могу позвонить. Которые станут меня слушать. Даже не помогать, а просто слушать. Да еще так, чтобы я была уверена: тот, с кем я говорю, меня понимает”. Чулпан для Бодровой – человек, который был в жизни двух Серёж всегда. Они вместе (и до знакомства со Светой, и после) до утра заседали на кушнерёвской даче, обсуждали планы и проекты. “Это была огромная дружба, частью которой была работа. Чулпашечка тоже поработала с нами – рассказывает Бодрова. – Сначала Бодров притащил ее в «Другую жизнь»[5], но я к той программе отношения не имела. С ней я работала в «Жди меня», была режиссером, Кушнерёв – главным редактором. Вышло так: когда основной ведущей программы Маше Шукшиной надо было уходить в декретный отпуск, Кушнерёв сказал: «Только Чулпан». Все боялись, что Чулпан не согласится, но как она могла отказать нам с Сергеем Анатольевичем? Она согласилась. И тогда я увидела не то чтобы другую Чулпан. Нет. Я просто удостоверилась, что она сделана из какой-то особенной, редкой, почти невозможной человеческой породы. Сидя в аппаратной, я подглядывала какие-то поразительные ситуации: вот кто-то сумочку забыл из гостей, Чулпан бежит по всем трибунам, прыгает через ступеньки: «Сумочку! Сумочку забыли! Вернитесь!» Разве будет звезда или даже обычный человек такое в кадре делать? А еще лучше нее никто не разговаривал в программе с детьми. Не знаю, как у нее это получалось. И она – это было видно, это чувствовалось – сердцем переживала все истории, которые ей приходилось рассказывать. Иногда ей тяжело это давалось. Это ведь не сыграешь! Но она находила слова мимо сценария, к кому-то подсаживалась, гладила по коленке, обнимала, иногда и плакала. И человек к ней прижимался, будто оказывался под защитой… Мы с Серёжей ее обожали”. С каким Серёжей? С обоими. Хотя в этот раз она имела в виду Кушнерёва.

В телефоне у Светы Бодровой фотографии: Чулпан на даче у Кушнерёва с маленькими дочками Асей и Ариной. Там же – старшая дочь Бодровых, Оля. Это – еще до гибели Бодрова. А вот маленький Саша Бодров. Это – после гибели. Вот младшая дочь Чулпан, Ия, на той же даче. И следом – фотографии брата Чулпан, Шамиля. С гитарой. Рядом с Кушнерёвым. Тут же – Света и Чулпан. Из этого фотоальбома легко складывается целая история жизни, взаимоотношений и, главное, тепла, которым эти люди согревали друг друга недолгое выпавшее на век их дружбы время. Последние снимки: растерянные артисты “Современника” в черных репетиционных костюмах на вечере памяти Сергея Кушнерёва в малом зале театра “Современник”. 2017 год. Среди артистов – Чулпан, ее брат Шамиль, дочь Сергея и Светланы Бодровых Оля. Она теперь учится в ГИТИСе.

На экране зала, где идет прощание, мелькают случайные, сделанные на бегу, чудом сохранившиеся в разных телефонах и теперь слитые, сбитые без толку и хронологии на одну флешку снимки Кушнерёва – к смерти не подготовишься. Вот он в своем нелепом светлом пиджаке улыбается из-за режиссерского пульта, вьется дым невидимой в кадре сигареты, вот он – с неизменным букетом белых роз и хитрым выражением прищуренных глаз на ступеньках “Современника”, верный и вечный гость всех премьер Чулпан, всех дней ее рождения. Вот он в валенках и ватнике на замерзшем крыльце свой дачи. А вот – внутри дома. Похоже, что это его день рождения, 8 марта. Вокруг куча народу, маленькие дети, собака, у кого-то в руках гитара, кажется, сейчас будут петь. Вот он улыбается среди шумного и бесшабашного праздника, оставаясь и сторонним наблюдателем, и очевидным центром происходящего, вот он, стесняясь софитов, объясняет что-то Чулпан на площадке “Жди меня”, вот он, совсем молодой и почти без морщин, с Сергеем Бодровым под заморской пальмой, все еще впереди, еще никто никого не потерял. Слайд-шоу обрывается. Быстро мелькает черное поле. И все начинается сначала.

Перейти на страницу:

Все книги серии На последнем дыхании

Они. Воспоминания о родителях
Они. Воспоминания о родителях

Франсин дю Плесси Грей – американская писательница, автор популярных книг-биографий. Дочь Татьяны Яковлевой, последней любви Маяковского, и французского виконта Бертрана дю Плесси, падчерица Александра Либермана, художника и легендарного издателя гламурных журналов империи Condé Nast."Они" – честная, написанная с болью и страстью история двух незаурядных личностей, Татьяны Яковлевой и Алекса Либермана. Русских эмигрантов, ставших самой блистательной светской парой Нью-Йорка 1950-1970-х годов. Ими восхищались, перед ними заискивали, их дружбы добивались.Они сумели сотворить из истории своей любви прекрасную глянцевую легенду и больше всего опасались, что кто-то разрушит результат этих стараний. Можно ли было предположить, что этим человеком станет любимая и единственная дочь? Но рассказывая об их слабостях, их желании всегда "держать спину", Франсин сделала чету Либерман человечнее и трогательнее. И разве это не продолжение их истории?

Франсин дю Плесси Грей

Документальная литература
Кое-что ещё…
Кое-что ещё…

У Дайан Китон репутация самой умной женщины в Голливуде. В этом можно легко убедиться, прочитав ее мемуары. В них отразилась Америка 60–90-х годов с ее иллюзиями, тщеславием и депрессиями. И все же самое интересное – это сама Дайан. Переменчивая, смешная, ироничная, неотразимая, экстравагантная. Именно такой ее полюбил и запечатлел в своих ранних комедиях Вуди Аллен. Даже если бы она ничего больше не сыграла, кроме Энни Холл, она все равно бы вошла в историю кино. Но после была еще целая жизнь и много других ролей, принесших Дайан Китон мировую славу. И только одна роль, как ей кажется, удалась не совсем – роль любящей дочери. Собственно, об этом и написана ее книга "Кое-что ещё…".Сергей Николаевич, главный редактор журнала "Сноб"

Дайан Китон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство