Время быть смелым

Мы завтракаем оладьями и какао. Дима держится очень скованно, даже глаз не поднимает. Как всегда папа встаёт из-за стола первым, прощается, целует маму, хлопает меня по плечу и уходит на работу. Я допиваю какао и машу Димке, показывая, что нам пора. Я хочу поскорее убраться из дома, чтобы мама не начала задавать вопросов и интересоваться, давно ли у меня появился такой хороший друг в классе, что я его запросто без предупреждения привожу домой. Я боюсь, что мама спросит о причинах, а врать о том, что нам надо было делать какой-нибудь реферат, я не хочу. Хотя, судя по всему, мама узнала Диму. Как-то мы с ней проходили мимо их компании. Мама тогда заметила, как они матерились и вели себя с девушками — ей это не понравилось. А теперь Димка вдруг оказывается моим другом. Не знаю, понимают ли родители, что происходит между нами на самом деле. Понимают ли, что Сорокин мне гораздо больше, чем друг и одноклассник. Лучше бы не понимали. Лучше бы они вообще об этом не думали.

Мы уходим. Мы идём с Димкой вдоль моего дома и я практически слышу, как трясутся у него поджилки. Я знаю, потому что сам боюсь не меньше. Если нас кто-нибудь увидит, то на допросах мы точно засыпемся. Поэтому нам сейчас надо очень быстро разбежаться. Сорокин неожиданно касается моей руки, едва-едва, как будто случайно, но я вздрагиваю.

— Давай не пойдём в школу? — Говорит Дима.

— В смысле?

— Я не пойду, — продолжает он. — Поехали куда-нибудь? На мост? На плотину? Куда-нибудь подальше. Я не хочу в эту долбанную школу. Не сегодня.

— У меня потом тренировка, — отвечаю я, уже решив, что в школу тоже не пойду. — Я не могу пропустить…

— Вернёмся к тренировке, — убеждает Димка.

Впрочем, ему не надо долго меня убеждать. Я хочу провести с ним время, только вдвоем, не важно где. И сомнительное удовольствие от похода в школу уж точно не встанет у меня на пути.

Мы садимся в автобус и едем за город. Автобус полупустой. Тут только парочка старушек, женщина неопределенного возраста и мужчина бомжеватого вида. Мы садимся на длинное заднее сиденье и всю дорогу сидим так близко друг к другу, что между нами даже линейка не протиснется. Когда проезжаем мимо спуска к заброшенной водонапорной вышке, мы срываемся с места, подбегаем к водителю и просим остановить. Женщина неопределенного возраста недовольно цыкает и делает нам замечание. Мы не обращаем внимания, ничего не отвечаем и радостные выбегаем из автобуса.

Здесь огромный пустырь, запорошенный снегом. Несколько берёз разбросаны по полю. Рядом с разрушенным фрагментом стены стоит кирпичная башня. Она тоже полуразрушенная, исписанная нехудожественным граффити. Стёкла в маленьких окошках выбиты, да и рамы все перекошены. Вход завален балками и мусором. Изнутри воняет мочой и гнилью. Мы морщимся и решаем остаться снаружи.

Мы долго гуляем по пустырю, потом лежим прямо на снегу и смотрим в прозрачное зимнее небо. Облака плывут быстро, гонимые ветром. Цвет у неба такой металлическо-синий, как будто выгоревший. Мне хорошо и спокойно с Димкой, как будто ничего и никого больше не существует, как будто даже мира нет — только мы.

— Ты же понимаешь, что никто не должен ничего знать, — говорю я, приподнимаюсь на локтях и заглядываю Сорокину в глаза.

— Ты чо думаешь, я дурак, — отвечает он.

— Точно никто не знает? — Меня всё же гложут какие-то непонятные подозрения. — Твои друзья не догадываются? Ты им про меня не говорил?

— Ты чо! — Димка возмущается. — Да они бы убили меня сразу же, если б узнали…

Я целую его, а потом рассказываю все эти истории, которые услышал от Андрея. Да и надо ли далеко ходить — сейчас каждый день откуда-нибудь приходят новости об избиениях и издевательствах. Фашисты и гопники открыли охоту на геев. Я смотрю на Димку — он точно не врёт. Я смотрю в его глаза — там не меньше страха, чем у меня.

Время летит слишком быстро в объятиях и поцелуях. И вот, мне уже пора на тренировку. Ещё надо зайти домой — взять вещи.

Всю дорогу назад в город мы молчим и почти не смотрим друг на друга. В автобусе много людей — ни к чему привлекать внимание, но мне кажется, будто есть ещё какая-то причина, более важная, чем толпа серых попутчиков.

— Ты сейчас на тренировку? — Едва слышно спрашивает Дима, хотя прекрасно знает ответ.

— Да, — киваю я. — А ты куда?

— Не знаю… — очень грустно отвечает Сорокин.

— Не знаешь?

— Не знаю… Можно с тобой?