Времетрясение

В своих незаконченных мемуарах «Мои десять лет на автопилоте» Траут сформулировал, что ему надо было сказать в тот день распсиховавшейся сигнализации: «Вот еще глупости! Возьми себя в руки, безмозглая истеричка».

Но что самое странное: кроме Траута, в галерее не было ни души!

Неужели в Американской академии искусств и литературы водятся полтергейсты?

38

Сегодня, в пятницу 23 августа 1996 года, я получил замечательное письмо от юного незнакомца по имени Джефф Михалич, видимо, серба или хорвата по происхождению, студента физического факультета университет штата Иллинойс в Урбане. Джефф пишет, что в старшей школе ему очень нравилась физика, и у него всегда были отличные оценки по этому предмету, но «в университете физика мне не дается. Для меня это стало страшным ударом, потому что в школе у меня все получалось, и я привык, что у меня все получается. Я был уверен, что все смогу, если действительно захочу».

Вот мой ответ: «Вам, наверное, будет полезно прочесть плутовской роман Сола Беллоу «Приключения Оги Марча». Насколько я помню, в конце герой понимает простую истину, что не нужно ставить перед собой непосильные задачи и пытаться прыгнуть выше головы. Мы должны заниматься тем, что для нас естественно и интересно, тем, для чего мы предназначены».

«Что касается притягательного обаяния физики: самые увлекательные из всех предметов, которые преподают в старшей школе или в университете – это механика и оптика. Однако за этими веселыми дисциплинами стоят хитроумные интеллектуальные игры, и чтобы играть в эти игры, нужен врожденный талант, как для игры в шахматы или игры на валторне».

«Теперь о врожденном таланте. В своих выступлениях я говорю о нем так: «Если вы едете в большой город, а университет – это и есть большой город, вы обязательно встретитесь с Вольфгангом Амадеем Моцартом. Так что сидите дома».

То же самое можно сказать по-другому: ты можешь считать себя шибко умным, ты можешь считать себя мастером своего дела, может быть, даже не без оснований, но рано или поздно ты встретишься с кем-то, кто окажется лучше тебя – с кем-то, кто, попросту выражаясь, тебя порвет.

В десятом классе у моего школьного друга Уильяма Г. К. Фэли по прозвищу Прыг-Скок – он теперь на Небесах, вот уже четыре месяца как – были все основания считать себя непобедимым чемпионом по настольному теннису среди старшеклассников. Я сам неплохо играю в настольный теннис, но с Прыг-Скоком мне было нечего и тягаться. Он так закручивал мяч на своих подачах, что они были в принципе неберущимися. Как бы я ни старался отбить подачу Прыг-Скока, я заранее знал, что мяч полетит мне в нос, или в окно, или обратно на фабрику – куда угодно, но только не на стол.

Но когда мы учились в девятом, Прыг-Скок однажды сыграл с Роджером Даунзом, нашим одноклассником. Потом Прыг-Скок сказал: «Роджер меня порвал».

Спустя тридцать пять лет после этого случая я читал лекцию в одном университете в Колорадо, и в зале сидел – кто бы вы думали? – Роджер Даунз! Роджер стал преуспевающим бизнесменом и весьма неплохим теннисистом, которого уважали соперники. Я поздравил его и напомнил, как он когда-то преподал Прыг-Скоку урок настольного тенниса.

Роджеру ужасно хотелось знать, что сказал Прыг-Скок после того поединка. Я ответил: «Прыг-Скок сказал, что ты его порвал».

Роджер был страшно доволен.

Я не спрашивал, но, думаю, Роджер знал не понаслышке, каковы ощущения, когда тебя «рвут». Жизнь – это эволюционный эксперимент, или «форменное дерьмо», как называл ее Траут, так что Роджер наверняка и сам не раз вылетал с теннисных соревнований с уязвленным, вусмерть порванным самолюбием.

* * *

Еще одна новость этого летнего дня, точно посередине повторного десятилетия, под конец августа, в преддверии очередной осени: у моего старшего брата Берни, прирожденного ученого, который знает о грозовом электричестве больше, чем кто бы то ни было, неизлечимая форма рака, на такой стадии, когда три всадника онкологического апокалипсиса – хирургия, химиотерапия и облучение – уже бессильны укротить болезнь.

Берни пока что чувствует себя хорошо.

Сейчас еще рано об этом говорить, но когда Берни не станет – Боже упаси! – его прах не должен лежать на кладбище Краун-Хилл вместе с Джеймсом Уиткомом Райли и Джоном Диллинджером, которые принадлежали только Индианаполису. Берни принадлежит всему миру.

Его прах надо развеять над огромной грозовой тучей.

39

Итак, Роджер Даунз из Индианаполиса жил в Колорадо. Я, тоже из Индианаполиса, сейчас живу на Лонг-Айленд. Прах моей покойной жены Джейн Мэри Кокс, которая тоже из Индианаполиса, покоится под корнями цветущей вишни в Барнстейбле, штат Массачусетс. Эта вишня видна из пристройки, которую Тед Адлер построил своими руками, а потом посмотрел на нее и сказал: «Черт возьми, неужели я сам это сделал?»