— Вот так! — он почти кричал. — Вы вышли из комы! Это же нужно!
Я показал ему большой палец.
— Если бы мой сосед по палате знал, что его сигарета способна на такое, одним журналом я бы не обошелся — пришлось бы отдать всю коллекцию, — продолжил малыш. — И долго вы были в коме?
— Говори тише, — попросил я. — И откуда человек, выйдя из комы, может знать, сколько находился в нем?
— Точно. Тогда давайте считать, — мальчишка уже совсем освоился. — Сейчас две тысячи тридцатый. Мы уже создали колонию на Марсе. Людям теперь дают не имена, а цифры, например, меня зовут Двадцать один, а фамилию Двенадцать. И сигареты теперь с витаминами — их назначают худым детям, чтобы набирали вес. Вот видите? — мальчик поднял полы рубашки, пощупал пальцем свои ребра, а потом сказал очень медленно, словно спрашивал иностранца: — Так что, в какой год вы впали в кому?
Я поверил — не в сигареты, конечно, а в две тысячи тридцатый. На миг, но поверил, — уж слишком убедителен был этот юный актер. А потом расхохотался, да так, как еще не хохотал, наверное, в этом году, и Двадцать один Двенадцать залился смехом вместе со мной. В коридоре хлопнула дверь, и мальчишка закрыл рот ладошкой, не в состоянии сдержать смех, но уши его и дальше танцевали джигу.
— Так какой сегодня день? — спросил я отдышавшись. — Но прошу тебя, на этот раз не придумывай.
Двадцать один кивнул и вытащил из заднего кармана телефон.
— Вот, — он показал мне экран телефона с датой и временем. — Чтобы не думали, что я снова придумал.
Итак, субботнее утро. Я помнил вечер вторника. Значит, в коме я находился чуть больше трех дней. Сначала начались галлюцинации у зеркала, а потом я, видимо, избавился от сознания. Интересно, кто меня нашел.
Я попробовал сесть. Теперь заболели мышцы спины, но в целом это оказалось гораздо легче, чем я ожидал. Мальчик помог поднять подушку и устроился на соседнюю кровать.
— И ты действительно поменял журнал на сигарету? — я наконец удобно уселся.
— У меня их два. У меня был повод для праздника. Да и чего не отдашь ради красоты момента? Теперь, когда буду вспоминать этот день, я смогу рассказать целую историю. «Утром вошла медсестра с еще одним результатом анализов. Он подтверждал, что я поправился. Потом я выменял у соседа свой музыкальный журнал на сигарету и нашел самое безопасное место — в палате коматозника. Но только я выкурил сигарету с каким-то фруктовым вкусом, как этот коматозник ожил». Видите, есть, что рассказать.
— Поздравляю с выздоровлением! Это был не фруктовый вкус, а виноградный.
— А, вот какой виноград по вкусу! Ну и гадость!
— Ты никогда не ел винограда?
— И, похоже, немного потерял.
Парень оперся на спинку кровати и вытащил ноги.
— Знал я одного такого мальчика, который тоже поздно отведал виноград, — мне тоже некуда было спешить.
Двадцать один Двенадцать сделал вид, что зевает.
— Надеюсь, эта история заканчивается тем, что мальчик вырос и стал музыкантом или маньяком, или миллионером. Особенно меня интересуют мальчики, становящиеся музыкантами. Только не какими-то там пианистами или скрипачами. Настоящими музыкантами, с гитарой или хотя бы барабанными палочками.
Я зевнул, только в отличие от него по-настоящему.
— Эдем, — поднял я ладонь в приветствии.
— Звучит красиво. Это профессия или брань? Если мат, то на каком языке, чтобы не обозвать иностранца настоящим Эдемом и не получить на орехи?
— Ты уже близок к этому. Это мое имя.
Мальчик заслонил уши ладонями.
— Обеспечиваю им безопасность перед следующим вопросом, — объяснил он. — Кто вы по национальности?
— Пьяница.
— Надеюсь, что нет. А я Орест по кличке Зуб.
Орест соскочил с кровати и протянул мне кулак. Я ударил по нему своим.
— Тоже звучит красиво.
— Зуб?
— Нет, при чем здесь Зуб? Орест.
Орест склонил голову, он пытался понять, шучу я или нет.
— Вы мне нравитесь, — заключил он. — Вы первый, кто не спросил, почему Зуб. Принести вам что-нибудь? У меня есть вода без газа. Наверное, за двадцать лет в коме вас замучила жажда.
Я кивнул, и Орест помчался за водой.
Итак, я был в больнице. В той же палате, где пришел в себя во вторник. На вешале у входа та же рубашка в клетку и брюки с потертым ремнем, которые были на мне в тот день, плюс незнакомая палка. Держась за спинку кровати, я заглянул под нее — ботинки тоже здесь, рядом с одноразовыми тапочками.
Я сел, свесил ноги. Небольшая боль в теле, немного кружится голова и рвет в горле — неплохо для человека, который три дня пролежал без движения.
Когда Орест вернулся, я уже натянул штаны и застегивал пуговицы на рубашке.
— Долго же ты, — я мгновенно опустошил стакан.
— Забыл, что допил воду ночью. Пришлось задержаться.
— А эта тогда откуда? — я кивнул на полуторалитровую бутылку, из которой он наливал.
— Сторговал у соседа за второй журнал. Человек должен держать свое обещание. Хотите еще?
Он нравился мне все сильнее.