Времена цвергов

И основания для такой угрозы были. Ненц время от времени пытался вместо того, чтобы честно отнести соседям сведения и провести несложные переговоры, проявить самостоятельность. И год назад ему втемяшилось в дурную башку, что, раз в Грюнваленгене растят племенных волов и огромных свиней, раз там делают отменные колбасы и ветчину, то ведь остается такой ценный товар, как свиные пузыри. Стекло – дорогое удовольствие, слюду тоже приходится возить издалека, а затянешь окно свиным пузырем – и горя не знаешь. Он сам договорился со скотоводами, и Деррит с Эке просто рты разинули, когда в Бемдорф прибыли два воза с этим ценным грузом. Все бы ничего, но пузырей с избытком бы хватило на четыре дюжины таких деревень, как Бемдорф, и старосте пришлось объясняться с владельцами возов.

– Староста, я не шучу! Не так в Бемдорфе много денег, чтобы за каждую телегу люди платили большой ковш зерна, головку сыра и половину монеты. Головка-то, поди, полторы монеты стоит в базарный день. Ярмарка – три дня, где сказано, что наши люди распродадут весь сыр? Слушай, староста, что я надумал!

– Ну? – Деррит уже стал шарить рукой за спиной; там в углу стояла крепкая палка.

– Надо переманить к нам часовых!

Староста уставился на гонца, а старостиха даже выронила грязную тряпку. И в самом деле, решение было не то что простое, а простейшее.

Если у Бемдорфа будут часовые, охраняющие деревню от цвергов, так ведь и ярмарку удастся к себе перетащить. А ярмарка – кормилица.

– Постой, постой… – пробормотал староста. – Легко сказать – переманить! А чем их соблазнить-то? Русдорф дал им дома, кормит их и поит, русдорфские тетки шьют им одежду.

– А одежды нужно много! – вставила старостиха.

– Я и это придумал. Эке, что ты на меня так смотришь? Я из тех, кто добывает трех фазанов одной стрелой! – Ненц приосанился. – Так вот, ты, Деррит, уже не первый год шлешь меня с поручениями в Русдорф, и не первый год я знаю русдорфских часовых. И есть у меня там подружка…

– Косая Гриета! – выпалила старостиха.

– Подумаешь, косая, все остальное у нее на месте. Вот она мне и рассказывала, как к ней Уве Греденнахт сватался.

– Он сватался к Гриете? – Старостиха ушам не поверила.

– Ну да! Она хоть и вдовушка, хоть и немолода, однако, хм, да… А отчего бы к ней и не посвататься? Ну так она ему тоже отказала. Говорит: я, значит, должна брать то, чего другие женщины не захотели, так, что ли?

– Я бы на ее месте не капризничала, – буркнула Эке. – Бери, что дают, а то и этого не будет.

– Кончайте вы Гриете косточки перемывать! – прикрикнул староста. – Ну так что ты, бездельник, еще выдумал?

– Выдумал я вот что, староста. Уве хочет жениться. И годы уже такие, что ровесники первых внуков дождались. А жениться ему в Русдорфе не на ком, разве что на этой сумасшедшей Эрне, да и Эрна за него не пойдет. И вот думал я, думал, думал я, думал…

И Ненц выразительно посмотрел на Тийне.

Староста этого взгляда не понял, зато поняла Эке.

– Да в своем ли ты уме? – возмутилась она. – Мою доченьку, мое сокровище – какому-то уроду?

– Никакой он не урод, – ответил супруге староста.

– А правая рука?

– Полотенцем замотает, как в постель ложиться.

– Совсем ты сдурел!

Эке схватила дочку за руку и вместе с ней выскочила из мастерской.

– Ты ведь понимаешь, Деррит, что вся ценность Уве – в его правой руке, что бы там бабы ни кричали, – сказал Ненц.

– Я-то понимаю. Им растолкуй! Если бы не зеленый огонь из его правой ладони – кто бы стал его кормить и поить за счет деревни? А огонь – сам знаешь, против цверга чуть ли не единственное оружие.

– А ты видел, как этот огонь у него появляется? – спросил староста.

– Видел как-то. Он руку протягивает, вот так, – Ненц показал. – Посреди ладони – вроде как рот с губами, и из этого рта зеленый язык лезет. Лезет, лезет, получается шар, и тогда Уве этот шар бросает… Вот только полотенцем замотать не получится, этот огонь ткань прожигает. Старая Анна, матушка Уве, жаловалась – сколько рубах ни дает ему Русдорф, все вскоре в дырках от огня.

Староста подошел к корыту, где мокла синяя глина, вытянул кусок пласта и срезал ножом.

– Разминай, – приказал он Ненцу.

Ненц, хоть и промышлял беготней, а с глиной обращаться умел. И некоторое время оба усердно трудились. Староста шлифовал кувшины перед отправкой в печь, Ненц мял глину.

– Хватит, давай сюда. – Деррит растянул шмат глины, опять собрал в ком, шмякнул на гончарный круг и стал ваять нечто вроде широкого горшка с толстыми стенками. Потом он собрал горловину и примерился, влезает ли в нее кулак.

– По-о-онял… – прошептал Ненц. – Деррит, ты – голова! Ну, главное сделано, осталось уговорить Тийне.

– Не пришлось бы еще Уве уговаривать…

– Справимся. У тебя в доме хорошая пристройка есть, помнишь, Эке наняла мастеров, когда затеяла отдавать Тийне за Хельда, только Хельд сбежал? Он сбежал, а пристройка осталась. Надо бы ее Уве показать, чтобы знал – жить будет в тепле и уюте. А когда их поженим, когда он сюда переберется, то на следующий год ярмарка наша будет!

* * *