Времена цвергов

Пришел гонец из Бемдорфа – узнать новости, рассказал свои: бемдорфцы готовят к ярмарке большие глиняные кувшины и миски, не говоря уж о кружках и тарелках; гончары нашли пласт отличной синей глины, женщины придумали делать для винных кувшинов оплетку из лозы с ручками; зреют в погребах знаменитые бемдорфские белые сыры…

– А из Келлерна привезут бочки и бочата, – говорил гонец, – и еще они приготовили колеса для повозок и для тачек. Келлернские кузнецы вовсю куют мелкие гвозди, косы и мотыги, да только…

– Что – да только? – спросила старая Анна. Она по возрасту уже почти не работала, смотрела за внуками да учила девушек тонкому рукоделию.

– Старики говорят – гвозди, может, и ничего, да только темные альвы ковали куда как лучше.

– Ишь, что вспомнили. Это ж когда было?! Моя бабка получила пять тонких иголок альвской работы в наследство от своей бабки, и уже тогда они были редкостью. А свадебные ожерелья из Келлерна будут? – полюбопытствовала старая Лизерль. Она хотела этим летом отдать замуж двух младших внучек, чтобы взять в дом молодых зятьев, она даже присмотрела хороших парней, осталось только уговорить норовистых внучек.

– Будут… И опять же, люди говорят: не такие это ожерелья, как раньше темные альвы мастерили. Никак не получается у келлернских ювелиров сделать подобные. Хорошо, если у кого в семье старые ожерелья сохранились, так их берегут! Да что вы меня вопросами допекаете? – вдруг рассердился на старух гонец. – Я к вашему старосте. В Бемдорфе хотят знать – сколько с нас возьмут за участие в ярмарке.

– Ну, мало взять нельзя… – задумчиво протянула старая Анна. – Все-таки это Русдорф. Я так думаю, Эртерд захочет по большому ковшу зерна и по головке сыра с телеги. И по серебряной монете с двух телег. Как в прошлом году. С келлернских, конечно, он спросит больше.

– Куда уж больше! – возмутился гонец.

– А не нравится – делайте ярмарку у себя. Забыли, что Русдорф – самое безопасное место? – ядовито спросила старая Лизерль. – Ну так мы напомним.

– Дешевле будет переманить к себе ваших часовых, – отрубил гонец. – Ну вас! Пойду к Эртерду. Мало ли что вы, старые вороны, накаркаете. А он точную цену назовет.

Староста Эртерд был в Русдорфе пришлым. После того нападения цвергов, когда деревня осталась почти без мужчин, жители Русдорфа делали все, чтобы заманить к себе крепкие рабочие мужские руки. Отец Эртерда пришел вместе со всей семьей – трое сыновей, две дочки. Его родной Хемдорф цверги тоже разорили, но о приближении подземной нечисти удалось узнать заранее, и хемдорфцы разбежались. Потом они узнали, что у Русдорфа появились часовые, умеющие отгонять цвергов, и чуть ли не половина Хемдорфа перебралась в безопасное место.

С пришлых – особый спрос, чуть что не так – тут же им припомнят, что они не здешние, и Эртерд всеми силами защищал Русдорф, придумывал способы, как бы деревня могла заработать побольше.

– Знаешь, Ненц, я бы и без платы пустил ваших на ярмарку, – сказал он, – но Русдорфу деньги нужны. Мы хотим ставить большую мельницу. А это – приглашать мастеров, везти камни чуть ли не из Артеи, и говорят, что жернова лучше всего брать в Экеу. Они дороже, зато вообще не крошатся. Так что платить придется.

– Сколько лет уже не появлялись цверги? – спросил гонец. – Они, может, вообще никогда не появятся, а вы все берете и берете плату за своих часовых, которые охраняют ярмарку!

– Не хотите – не платите, – ответил на это Эртерд. Он прекрасно знал, что бемдорфцам с их товарами особо податься некуда.

Но он не учел одной мелочи. Никого и никогда нельзя загонять в угол, даже гонца, который невеликая шишка в своей деревне. Ненц, возвращаясь, ворчал, ругался, но когда издали увидел крыши Бемдорфа, мудрая мысль в его голове уже созрела и просилась наружу.

Бемдорфского старосту Деррита Ненц нашел в мастерской. Он шлифовал перед отправкой в печь высокие красивые кувшины. Старостиха Эке была там же, наводила порядок на полках, чтобы выбросить неудачные поделки и освободить место для новой посуды. Там же была и их младшая дочка Тийне, долговязая и скучная девица. Старостиха никак не могла сбыть ее с рук, хотя приданое давала хорошее, да оно еще и с каждым годом увеличивалось.

– По роже твоей вижу, что Эртерд уперся и цену сбавлять не хочет, – сказал Деррит.

– Уперся, – согласился Ненц. – Да только не видит дальше собственного носа.

И он лихо подмигнул старостихе.

– Ты, значит, видишь? – спросила Эке.

– И как еще!

– Тебя только в лес за хворостом посылать! – буркнула она. – Хворостиной больше принесешь, хворостиной меньше, беда невелика. Муженек, Бемдорфу другой гонец нужен!

– Разговорчива ты больно, Эке! Раз такая умная, что у тебя дочка в девках засиделась? Молчишь? – Ненц ловко увернулся от летевшего прямо ему в лоб неудачного глиняного подсвечника. – Деррит, угомони свою бабу! Я придумал, как быть, чтобы Русдорф нас совсем не ограбил, последние штаны с нас не снял!

– Я тебя из Бемдорфа однажды выгоню, скитайся по дорогам! – пригрозил староста.