– Племя само отдавало им детей, чтобы дети выжили. Лучше быть живым цвергом, чем мертвым альвом, понимаете? Они делали из детей цвергов. А племя гнали перед собой, прятались за больными и голодными темными альвами, чтобы вдруг появиться и напасть! Все еще ты не поняла? Мы были приманкой! Альвриги сделали из нас предателей! Мне стыдно говорить об этом… но я хочу, чтобы ты поняла…
– А потом?..
– Нас спасли люди. Люди, которых мы предали. Просто спасли… Поэтому я убил альврига. Люди называют это – долг чести. А если узнаю, что где-то еще один уцелел – пойду туда и убью. Вот, теперь ты все знаешь.
– Да.
И опять они молчали, глядя на тело. А когда оно просочилось сквозь корни травы и исчезло, Миррар встал.
– Пойду я, что ли, – неуверенно сказал он. – Нужно обрадовать наших. Может, вернусь, принесу от них подарки…
– Счастливый путь, – пожелала Миабенна. – Если твоим нужны травки – пусть присылают старых альв, я их кое-чему поучу.
– Да… – ответил Миррар. – Выздоравливай, Оллиберд. Приходи греться к нашему костру.
Уходить ему не хотелось, он постоял еще немного, молчание затянулось. И темный альв побрел прочь.
– Он так и не понял, что натворил, – сказал Оллиберд.
– Ничего он не натворил. Если была в мире лазейка для возвращения давнего зла – ее следовало закрыть, – ответила Миабенна.
– Любой ценой?
– Любой ценой.
Убеждать ее было бесполезно.
Оллиберд подумал: так рассуждает молодость. Любопытство проснется потом – и окажется, что от Старшего языка уцелели только кусочки бересты, которые передают звучание вкривь и вкось.
Миабенна глядела во мрак – туда, где скрылся Миррар.
– Скоро и мне настанет время таять. Хотел раскрыть тайну – и не получилось… – пробормотал Оллиберд. – А теперь ее вообще никто не раскроет – разве только та сила, которая избавила мир от общего предка, сама пожелает.
– Пусть тайна так и останется тайной, – сказала Миабенна. – Что в самом деле изменится, если мы ее разгадаем? Разве я смогу уйти к…
Она запнулась, но Оллиберд понял. Молодость способна говорить лишь о своем.
– Не сможешь, – согласился он. – И это – самое печальное во всем деле.
– Знать и жить – не одно и то же. А нам надо жить.
– Ты права – не одно и то же. Есть время жить, есть время знать…
И альва молча согласилась.