Времена цвергов

Видный вдали город разросся, к нему и от него вели широкие дороги, и если сощуриться – там, у окоема, вырос еще один город, окруженный стенами из красного кирпича. Верриберд знал – где-то там есть большая река, значит, новый город вырос на берегу. Белые альвы не понимали, зачем непременно нужно жить вместе, в тесноте, городские люди были хитры и даже опасны, не то что люди из поселков, уважавшие белых альвов. Поселки Верриберд тоже увидел, и возделанные поля, и рыбные пруды.

Он начал спускаться кружным путем и обнаружил еще кое-что новенькое.

До пещеры оставалось немного, да только поблизости от входов вырос поселок людей. Присмотревшись, Верриберд разглядел стоявшие на его окраине кузницы и круглые печи, в которых выплавляют железо. К печам люди везли на телегах дрова. Вокруг кузниц собрались те, кто нуждался в услугах и в товаре кузнецов. Верриберд видел, как вынесли и поставили в повозку два ящика с железной утварью.

Верриберд устроился за камнями и стал наблюдать.

Люди проложили ко входам в пещеры тропу, удобную, чтобы вести лошадей и ослов. Верриберд сообразил – люди нашли старые шахты темных альвов и поднимают оттуда руду. Значит, рудокопы трудятся при свете факелов. Побоятся ли альвриги и цверги этого света? Вряд ли – им доводилось нападать на людские селения, и люди шли в бой, вооруженные клинками и факелами.

Потом он увидел стайку детей, идущих вверх, ко входам в пещеры, с узелками. Дети несли отцам горячий обед. Старики, что вели наверх вьючных животных, подсадили самых маленьких, чтобы они побыстрее доехали до пещеры. Оттуда навстречу спускались двое, вели под локти третьего – он не мог наступить на левую ногу, видимо, повредил в шахтах.

Обычная людская жизнь. Раньше ее тут не было, теперь появилась.

Верриберд понял – в пещеру придется идти ночью. А ночь – время, когда цверги выходят на поверхность земли.

Ничто им не мешает выйти в пещере и днем, там же темно.

Или мешает?

Вроде бы они не должны бояться рудокопов.

Пожалуй, стоило рискнуть и пробраться в пещеру на закате, сразу же после того, как оттуда выйдут рудокопы.

И тут Верриберд, в который уже раз, попытался уяснить себе причину своих поступков. Хотел ли он вывести вольфкопов из-под власти альвригов, вернув им рассудок? Осознавал ли он, что это будет за рассудок? Была ли надежда, что вместе с рассудком к ним не вернется способность к предательству? Неведомо какое поколение вольфкопов служило альвригам, ни о чем не задумываясь, но что случится, если эти мохнатые полузвери вдруг задумаются? Ведь они не получили от своих предков знания о былой жизни, да и вообще никакого знания не получили. Хотя что-то проснулось в голове у того вольфкопа, который ночью подполз к белому альву.

Не разумнее ли оставить вольфкопов в покое? Если альвриги сумеют подчинить их, обладающих рассудком, то вреда от таких бойцов будет куда больше, чем от совсем безмозглых, умеющих лишь орудовать мечами.

Однако в них проснулось что-то, уже почти человеческое…

Верриберд не знал, создавая свои три комочка силы, что из этого получится. Он, как все белые альвы, не знал власти чувств и часто удивлялся тому, как много они значат для людей. И он вспомнил ту ночь, когда разъяренные люди шли убивать белых альвов. Шли, обезумевшие от этого желания. Понять такое белому альву было невозможно.

Но тут, похоже, не понимание требовалось.

Очень не любил Верриберд вспоминать смерть маленького Энниберда. Ему было даже стыдно за собственную ярость. Но сейчас воспоминание странным образом оказалось полезно – белый альв прикоснулся к миру чувств, к тому миру, который сейчас принял, приютил и даже одарил способностью вспоминать вольфкопов.

Меж тем вечер близился. Люди повели ко входам в пещеры лошадей, и вскоре оттуда торопливо вышли рудокопы, за ними – груженные корзинами с рудой животные. Больше никто не входил и не выходил.

Солнце скрылось за Большим Артейским хребтом. Ночь наступила быстро.

Верриберд еще немного посидел за камнями, даже задремал, потом понял, что размышления могут затянуться на всю ночь, тем более что ночь – летняя, короткая, и решился.

Он не узнал пещеру. Люди расширили вход и ведущую вниз нору, чтобы можно было провести лошадей. Сама пещера преобразилась – появились деревянные помосты и столы, а над шахтами люди установили большие лебедки. На деревянных стояках они прикрепили кирки, мотыги и лопаты, в стены вставили кольца для факелов.

– Какие неуклюжие… – пробормотал Верриберд. Темные альвы поднимали руду наверх без всяких лебедок, плавили в соседних пещерах и не имели нужды расширять свои лазы.

Там, где когда-то горел негасимый огонь, люди вырыли глубокую канаву, туда заводили лошадей и ослов, чтобы нагрузить их корзинами с рудой. А там, где были ниши для семейств темных альвов, громоздились пустые корзины и штабеля досок.

Верриберд огляделся и вспомнил, где рисовала своих ушедших родственников старая альва. Поблизости он изобразил вольфкопов, тогда еще – бегунов. Но о том, чем стирать черные пятна с их лица, Верриберд не подумал и завертелся в поисках хотя бы клочка мешковины.