Врата. За синим горизонтом событий

Когда в облаках взревел и блеснул огнем корабль хичи, Косая и все ее стадо бросились прятаться. Никто из них не видел, как корабль опустился на землю.

Когда трал поднимает морскую звезду с дна моря, когда лопата переносит звезду из полного ила ведра в бак, когда биолог прикалывает ее и рассекает ее нервную систему, — разве понимает морская звезда, что с нею происходит?

У Косой было не больше самосознания, чем у морской звезды. Но опыта у нее было немного побольше. Все происходящее с того момента, как от яркого света она закрыла глаза, потеряло для нее смысл. Она не чувствовала, как ее усыпил анестезирующий укол. Не знала, что ее переносят на корабль и бросают в загон с двенадцатью соплеменниками. Не чувствовала сокрушительного ускорения при взлете, не чувствовала длительной невесомости, пока они находились в пути. Вообще ничего не чувствовала, пока ей не позволили проснуться, и ничего не поняла, когда проснулась.

Ничего знакомого не было.

Вода. Вода, которую пила Косая, не была больше мутной водой реки. Она появлялась в твердом блестящем желобе. И под ее поверхностью никто не прятался, никто не мог наброситься оттуда.

Пища. Не было живых существ, которые можно поймать и разорвать. Были плоские, жесткие, безвкусные куски, их нужно было прожевывать. Они заполняли живот и всегда были доступны. Сколько бы она и ее соплеменники ни съедали, сразу появлялись новые.

Зрелища, звуки, запахи — все это приводило в ужас. Был запах, какого она не знала раньше, резкий и пугающий. Запах чего-то живого, но она никогда это живое не видела. Но и отсутствие привычных запахов было не лучше. Нет запаха оленя. Нет запаха антилопы. Нет запаха кошек (а это очень хорошо). Нет запаха даже собственного помета, вернее почти нет, потому что место, где они спали, всегда чисто убиралось, когда они его покидали. Здесь родился ее ребенок, когда остальное племя ворчало, что она мешает им спать. Но когда она проснулась, чтобы поднести ребенка к груди, облегчить их боль и напряжение, ребенка не было. Она никогда его больше не видела.

Новорожденный Косой был первым исчезнувшим сразу после рождения. Но не последним. В течение пятнадцати лет маленькая семья австралопитек продолжала есть, совокупляться, вынашивать детей, стареть, численность ее сокращалась, потому что всех младенцев тут же забирали. Время от времени одна из самок присаживалась на корточки, напрягалась, скулила и рожала ребенка. Потом все засыпали, а когда просыпались, ребенка не оказывалось. Время от времени взрослые умирали или приближались к смерти, они лежали свернувшись и стонали, а остальные знали, что они уже не поднимутся. Потом они засыпали, а проснувшись не находили ни больного взрослого, ни его тела. Сначала их было тридцать, потом двадцать, потом десять, потом только одна. Косая была последней, старой-престарой самкой двадцатидевятилетнего возраста. Она знала, что стара, но не знала, что умирает. Чувствовала только ужасную боль в животе, отчего охала и стонала. Она не знала, когда умерла. Только почувствовала, что боль кончилась, что она испытывает какой-то другой тип боли. Не настоящая боль. Что-то чуждое. Оцепенение. Она видела, но странно, плоско, в искаженных цветах. Она еще не привыкла к своему новому зрению и не узнавала то, что видит. Постаралась отвести взгляд, но глаза не двигались. Попыталась пошевелить головой, руками, ногами, но не смогла, потому что их у нее не было. В таком состоянии она оставалась долго.

Косая не была препаратом, каким является обнаженная нервная система морской звезды. Она была экспериментом.

Не очень удачным экспериментом. Попытка сохранить ее личность в информационных банках машины не очень удалась по тем же причинам, которые ограничивали успех предыдущих попыток: несовпадение химизма с рецепторами, неполная передача информации, неверное кодирование. Одну за другой экспериментаторы хичи решали эти проблемы. Но ее эксперимент не удался или удался только отчасти и по другой причине. Слишком мало было от личности в существе, которое именовалось «Косая», чтобы это можно было сохранить. Получилась не биография. Всего лишь нечто вроде переписи данных, подчеркнутых болью и иллюстрируемых страхом.

Но это был не единственный эксперимент, проводившийся хичи.

В другой части огромной машины, которая огибала Солнце на расстоянии пол светового года; начали подрастать малыши. Их жизнь резко отличалась от жизни Косой: они жили окруженные заботами автоматов, эвристическими тестами и запрограммированными изменениями. Хичи понимали, что хоть эти австралопитеки далеки от разума, потомки их будут мудрее. И решили ускорить этот процесс.

Немного изменений произошло за пятнадцать лет, отделявших изъятие племени из его доисторического африканского дома от смерти Косой. Хичи не были обескуражены. Они и не ожидали многого за пятнадцать лет. Их планы были гораздо долговременней.