Врата. За синим горизонтом событий

— Я отказался бы, если бы мог! Но если я откажусь, что тогда? Тогда на его стороне никого не будет. Что он делает, мистер Броудхед? К тому же, — он пожал плечами, — он старый наш друг, мистер Броудхед. Учился в школе вместе с моим отцом. Нет. Я не могу отказаться. Но и не могу сделать то, что он хочет. Но, возможно, вы сможете. Не передать ему четверть миллиарда долларов, конечно, потому что у вас нет таких денег. Но вы можете сделать его своим партнером. Я думаю, он примет… нет, возможно, он примет такое предложение.

— Но я уже… — начал я и смолк. Если Хагенбуш не знает, что половину своих прав я передал Боуверу, я ему не скажу.

— А почему бы мне потом тоже не аннулировать контракт?

Он пожал плечами. «Конечно, можете. Но, я думаю, не будете. Вы для него символ, мистер Броудхед, и я считаю, он вам поверит. Видите ли, я считаю, что знаю, что ему нужно. Он хочет весь остаток своей жизни жить, как вы».

Он встал. «Я не жду, что вы немедленно согласитесь, — сказал он. — У меня есть еще 24 часа, прежде чем я должен буду дать ответ мистеру Хертеру. Пожалуйста, подумайте, а позже я с вами свяжусь».

Я пожал ему руку, попросил Харриет заказать для него такси и постоял с ним у входа, пока такси не унесло его в начинавшийся вечер.

Когда я вернулся в свою комнату, Эсси стояла у окна, глядя на огни Таппанова моря. И мне сразу стало ясно, кто посещал ее сегодня. Прежде всего парикмахерша: Ниагара ее рыжевато-каштановых волос снова была расчесана и свисала до талии, и когда она повернулась ко мне, я увидел, что передо мной та же Эсси, которая несколько долгих недель назад улетела в Аризону.

— Ты так долго разговаривал с этим маленьким человечком, — заметила она. — Должно быть, проголодался. — Она некоторое время смотрела на меня, потом рассмеялась. Вероятно, на лице моем был ясно написан вопрос, потому что она начала отвечать. — Первое. Обед готов. Что-нибудь легкое, чтобы можно было съесть в любое время. Второе. Он накрыт в нашей комнате, куда мы с тобой сейчас отправимся. И третье. Да, Робин, Вильма заверила меня, что мне можно.

Я гораздо лучше себя чувствую, чем тебе кажется, Робин, дорогой.

— Ты выглядишь прекрасно. Лучше невозможно, — ответил я. Должно быть, я улыбался, потому что она нахмурилась.

— Ты смеешься над сексуально возбужденной женой?

— О, нет! Вовсе нет! — ответил я, обнимая ее. — Просто я еще совсем недавно удивлялся, почему кто-то хочет жить, как я. Теперь я знаю.

Ну, что ж. Мы занимались любовью медленно и осторожно, а потом, когда я убедился, что она не ломается, еще раз, энергичнее и более страстно. Потом съели почти всю пищу, стоявшую на столе, и валялись, подталкивая друг друга, пока снова не занялись любовью. Потом мы подремали, протерли друг друга губкой, и Эсси сказала, уткнувшись мне в шею: «Весьма впечатляюще для старого козла, Робин. Было бы неплохо и для семнадцатилетнего».

Я потянулся, зевнул и потерся спиной о ее живот и груди. «Ты очень быстро пришла в себя», — заметил я.

Она не ответила, только потерлась носом о мою шею. Есть что-то вроде радара, что-то невидимое и неощутимое, говорящее мне правду. Я полежал немного, отделился от нее и сел. «Дорогая Эсси, — спросил я, — о чем ты мне не рассказала?»

Она лежала в моих объятиях, лицом прижимаясь к ребрам. «О чем?» — невинно спросила она.

— Давай, Эсси. — Когда она не ответила, я сказал: — Поднять Вильму из постели, чтобы она мне рассказала?

Она зевнула и села. Зевок был фальшивым: в глазах ее и следа сна не было. «Вильма очень консервативна, — ответила она, пожимая плечами. — Есть средства, которые ускоряют заживление, кортикостероиды и прочее. Она не хотела давать их мне. С их приемом связан некоторый риск, и действие может проявиться через много лет. Но тогда Полная медицина, я уверена, со всем справится. Поэтому я настояла. Она очень рассердилась».

— Последствия? Ты имеешь в виду лейкемию?

— Может быть. Но не обязательно. И, конечно, очень не скоро.

Я, обнаженный, сел на край кровати, чтобы лучше ее видеть. «Эсси, почему?»

Она просунула пальцы под свои длинные волосы и отвела их с лица, чтобы ответить на мой взгляд. «Потому что я торопилась, — ответила она. — Потому что в конце концов тебе нужна здоровая жена. Потому что очень неудобно писать в катетер, не говоря уже о том, что это неэстетично. Потому что мне нужно было принимать решение, и я его приняла. — Она отбросила простыню и легла на спину. — Посмотри на меня, Робин, — пригласила она. — Нет даже шрамов! А внутри, под кожей, все функционирует нормально. Я могу есть, переваривать пищу, извергать отходы, могу любить, могу зачать ребенка, если мы захотим. И не на следующий год. Прямо сейчас».

Я замерз, встал, дал Эсси ее одежду, надел свою. На столе еще оставалось немного кофе. Горячего. «Мне тоже», — сказала Эсси, когда я наливал.

— Может, тебе лучше отдохнуть?

— Когда я устану, — практично ответила она, — ты об этом узнаешь, потому что я отвернусь и усну. Мы давно с тобой не были вместе, Робин. Я наслаждаюсь.

Она взяла чашку и, делая глотки, смотрела на меня через ее край. «А ты нет».