Враги

Передъ нимъ стоялъ огромнаго роста человкъ въ длинной шуб и большой бобровой шапк. Это былъ владлецъ пивовареннаго завода, чехъ Кубашъ. Въ прошломъ году, весной, Мотька сумлъ такъ ему угодить, что получилъ приглашеніе заходить на пивоварню «каждый разъ» и пить пива «сколько угодно». Но потомъ случилось такъ, что Кубашъ заподозрилъ Мотьку въ краж у дворника Анисима трехъ рублей и жестоко его избилъ. И оттого, завидвъ теперь обидчика, Мотька затрепеталъ всмъ тломъ и въ ужас сталъ пятиться назадъ.

— Слушай, — продолжалъ чехъ, стараясь изобразить на своемъ гладкомъ, бритомъ, съ короткими сдоватыми бачками лиц ласковую улыбку. — Ты, маляръ, тово… Обидлъ я тебя, понапрасну обидлъ… Деньги-то рыжій Митричъ укралъ, пильщикъ… Потомъ все въ точности раскрылось…

— Ага! — издали вскричалъ Мотька, и глаза его торжествующе засверкали.

— Анисимъ, дуракъ, зналъ, кто укралъ, да молчалъ… выдавать не хотлъ… А потомъ… когда… ну, вотъ когда съ тобой это вышло, пришелъ и разсказалъ… Ну, ты ужъ тово… Ты маляръ хорошій, я знаю. Лтомъ буду строить флигель, непремнно теб работу дамъ, непремнно.

— Я-жъ вамъ божился, что я не воръ!

— Ну, что ужъ… кто тебя зналъ… Дло прошлое, не вернешь… Жалю, а не вернешь… А теперь теб работы не надо?

Мотька молчалъ и хмуро поглядывалъ на чеха.

— У меня на пивоварн ледники набиваютъ; ступай, если хочешь, на рчку ледъ колоть.

Мотька продолжалъ молчать. Брать работу у обидчика было тяжело…

— Сорокъ копекъ въ день.

Кубашъ распахнулъ шубу, досталъ большіе стальные часы и, поглядвъ на нихъ, добавилъ:

— Теперь двнадцатый часъ; ну, это ничего, я теб зачту за день… Работы на недлю хватитъ.

Мотька стоялъ въ отдаленіи и нершительно озирался.

— Да ужъ ступай, чего тамъ, — настаивалъ Кубашъ. — Знаешь, въ Лозахъ, позади мостковъ. Тамъ ужъ увидишь: люди работаютъ… Скажешь, я прислалъ… Ступай, ничего…

— Хорошо, я пойду, — хриплымъ голосомъ, черезъ силу, пробормоталъ Мотька.

И, поклонившись Кубашу, онъ скорымъ шагомъ сталъ перерзывать поле.

Втеръ дулъ съ юга, сырой и рзкій. Морозъ упалъ совсмъ, верхушки кочекъ слегка оттаяли, и идти было трудно: нога скользила и то и дло попадала въ рытвины. Мотька шагалъ межой и смотрлъ впередъ себя, гд, верстахъ въ двухъ, за буроватой полосой сухого и мертваго камыша, прятались кривыя извивы широкой рки. По черной и крутой дорог, подл телеграфныхъ столбовъ, медленно тащились нагруженныя льдомъ подводы. Лошади были измученныя, жалкія, и карабкались он съ великимъ трудомъ, вытягивая впередъ свои несчастныя головы, уродливо выгибая спины и выдыхая цлыя тучи сраго, мутнаго пара. Временами, окончательно выбившись изъ силъ, он останавливались, и тогда извозчики принимались ихъ бить ногами и кнутовищемъ, въ животъ и по голов, и оглашали угрюмую пустоту дикимъ и мучительнымъ крикомъ…

— Ничего не подлаешь, — думалъ Мотька, приближаясь къ камышамъ. — Надо смириться, работать на Кубаша. Онъ все-таки хорошій человкъ. Другой обидитъ и никогда не признается, что сдлалъ это понапрасну. Вотъ, напримръ, мусю Цыпоркесъ: этотъ еще пожаловался бы въ часть и кричалъ бы по всему городу, что я его обокралъ. А Кубашъ вотъ сегодня за цлый день заплатитъ… сорокъ копекъ… Ну, и славу Богу! Работы, говоритъ, на недлю будетъ. Что-жъ, это деньги: заплачу за квартиру и еще полъ-мшка картошки куплю… Дти совсмъ изголодались… Таки спасибо Кубашу, ей-Богу, спасибо…

И, насвистывая отъ удовольствія, Мотька сталъ спускаться къ камышамъ.

Рка, саженъ полтораста въ ширину, вся сплошь затянута была блесоватой ледяной корой. Только въ самой серединъ тянулось большое прямоугольное темное пятно. Въ этомъ мст ледъ былъ уже сколотъ, и вода, сдавленная съ четырехъ сторонъ, ходила въ полынь мелкой рябью, сумрачная и сердитая. Она упорно билась о свою крпкую раму и неустанно рокотала, зловще и многозначительно… Ближе къ противоположному берегу, покатому и заросшему чахлымъ лознякомъ, стоялъ рядъ черныхъ, ветхихъ баржъ, а нисколько влво отъ лозняка тянулись огороды, и среди нихъ острымъ горбомъ чернла одинокая землянка. Все въ этомъ мст было уныло, бдно и пусто, и на много верстъ вокругъ не видно было живого существа. Только посреди рки, неподалеку отъ темной проруби, стояли три человка и вяло постукивали ломами объ ледъ.