Враг стрелка Шарпа

– Башней пользуются партизаны. Для нас это имеет значение.

Шарп стряхнул пепел прямо на пол. За стеной смеялись дамы.

– С самого начала войны здешние холмы не имели значения ни для нас, ни для партизан, ни для вас, и вдруг всё изменилось. Император посылает четыре доблестных полка пехоты, чтобы, невзирая на потери, во что бы то ни стало, стереть с лица земли древнюю развалину. Её существование угрожает судьбе Франции?

– Не паясничайте, Шарп! – Фартингдейл поджёг собственную сигару, толще и длиннее, чем у Дюбретона, – Если французы хотят выставить себя идиотами, взрывая какую-то башню, не наше дело им препятствовать!

– Сэр, возможно, для вас будет внове моё сообщение, но наша армия высадилась на Пиренейском полуострове как раз для того, чтобы препятствовать французам. – отрезал Шарп.

– Избавьте меня от вашей иронии, майор! – Фартингдейл поправил повязку на голове, – Полковник Дюбретон дал слово. Они взрывают башню и направляются к себе. В конфронтации нет нужды. Вы, может, и желаете сражаться, но моё задание выполнено. Я разгромил Потофе, пленил дезертиров и приказываю возвращаться назад!

Шарп презрительно хмыкнул. Какие громкие слова для человека, пересидевшего атаку в лазарете. Стрелок выпустил струйку дыма в потолок:

– Полковник Дюбретон, вы действительно, взорвав башню, отправитесь к себе?

– Я дал слово.

– Ваши подразделения относятся к так называемой «португальской» группе войск, да? Где же у «португальской» группы войск находится это «к себе»?

Молчание. Шарп попал в точку. Французские силы в западной Испании были поделены на три части, официально именуемые «Армией Севера», «Армия Центра» и «Армией Португалии». Давая слово, Дюбретон нисколько не рисковал честью, ведь «к себе» для него и означало «в Португалию».

Глядя на сэра Огастеса, французский полковник холодно отчеканил:

– У меня четыре полка пехоты в одном дневном переходе отсюда. У меня приказ. Глупый он или нет, но я приступлю к его исполнению ровно в девять утра вне зависимости от того, будете вы здесь или нет.

Дюбретон видел сэра Огастеса насквозь. Богатое воображение нарисовало Фартингдейлу ужасающую картину сотен французских штыков, выныривающих из порохового дыма, и сэр Огастес сломался:

– Ведь мы можем избежать кровопролития?

– Наше перемирие я продлеваю до девяти утра, сэр Огастес. Вам хватит, чтобы удалиться от Адрадоса на приличное расстояние.

Фартингдейл облегчённо кивнул. Шарп наблюдал за ним с отвращением. К несчастью, стрелку был хорошо знаком такой тип офицеров. Храбрые в гостиных, они драпали при первом появлении неприятеля.

– Мы выступаем с первыми лучами солнца.

– Чудесно. – Дюбретон поднял бокал бренди, – За ваше благоразумие!

Шарп потушил о пол окурок:

– Полковник Дюбретон?

– Майор?

– Во время героического штурма замка наш сэр Огастес получил ранение.

Дюбретон скользнул взглядом по бинту не голове Фартингдейла. Сэр Огастес с подозрением уставился на Шарпа.

– Ранение незначительное и слава Богу! Однако я на войне не первый день и видел порой, как люди с похожими царапинами ещё вечером были здоровы и бодры, а ночью сваливались в горячке.

– Будем молиться, чтобы с сэром Огастесом этого не случилось.

– Спасибо, сэр. Тем не менее, если вдруг состояние сэра Огастеса резко ухудшится, тогда командование ляжет на мои слабые плечи.

– И что?

– А я, подобно вам, большой любитель натаскивать подчинённых «в поле».

– Шарп! – сэр Огастес обрёл, наконец, дар речи, – Не много ли вы на себя берёте?! С полковником Дюбретоном мы договорились, я дал слово, и не потерплю ваших оскорбительных намёков! От вас требуется выполнять приказы, а не рассуждать!

– Конечно, сэр. Прошу прощения.

Судя по задумчивости Дюбретона, скрытое послание Шарпа достигло адресата.

Француз поднял руку:

– Мы будем молить Господа, чтобы здоровье сэра Огастеса не ухудшилось, и, если поутру не обнаружим ваших солдат в замке и башне, значит, наши молитвы были услышаны.

– Так точно, сэр.

Прощание заняло полчаса. Солдаты привели коней к дверям. Разобрав плащи и шинели, англичане построились, пропуская Жозефину к её лошади. Сэр Огастес, очутившись в седле, низко натянул на бинт шляпу и надменно распорядился:

– По приезду всех ротных офицеров попрошу ко мне. Всех! Включая вас, Шарп!

Коснувшись пальцем кисточки двууголки, он попрощался с Дюбретоном.

Француз придержал Шарпа:

– Я помню, что в долгу у вас, Шарп.

– Вы ничего мне не должны, сэр.

– Позвольте мне об этом судить. – он улыбнулся, – Собираетесь драться с нами утром?

– Я повинуюсь приказам, сэр.

– Хорошо бы.

Первые всадники тронулись с места. Проводив их взглядом, Дюбретон достал из-за спины бутылку бренди:

– Возьмите. Поможет завтра согреться на марше.

– Спасибо, сэр.

– С Новым Годом, майор.

Шарп выехал последним. Гарри Прайс отстал от остальных и, поравнявшись с командиром, тихо спросил:

– Что, правда, сэр? Даём стрекача?

– Нет уж, Гарри. – ухмыльнулся Шарп.

Усмешка получилась невесёлой. Многие стрелки и фузилёры никогда не покинут Врат Господа, встретив здесь своё последнее Рождество.

Глава 18