Враг на рейде

От взрыва внизу, в каземате, палуба вспухла и ершилась на трещинах торцами палубных досок. Над головой нависал и раскачивался раструб дефлектора, свалившегося откуда-то со спардека, позади беззвучно рыскал из стороны в сторону ствол 203-мм орудия вместе с башней – Вадим видел, как на барабане платформы перебирают зубья шестерни поворотного механизма. Но не слышал их характерного щелканья-счета.

Плыли клубы желтого дыма.

Толкалась о тросы лееров корма сорванного со шлюпбалки вельбота.

Движений вокруг хватало, а вот звуков… Их не было. Даже рябоватый толстый баклан («И что он делает в этом аду, да еще так далеко от берега?»), даже он, бродя по скомканному брезенту, теребя его складки, разевал свой желтый клюв немо, как рыба.

Как в кинотеатре, где не смогли добудиться выпивоху тапера. А он нужен был. Со своим аккомпанементом «под настроение». Нужен. И прямо сейчас…

Прямо сейчас не хватало его лирического лейтмотива, романтической прелюдии, сентиментального адажио, в конце концов.

Сейчас, когда Вадим увидел в борьбе белых и темных вихрей дыма узкий просвет голубого свечения, и в нем…

По всему, ему следовало удивиться сильнее, чем за все время с момента его пробуждения. Сильнее, чем за всю свою предыдущую жизнь. Но… То ли это было уже сверх всякой меры, то ли у него самого уже не осталось сил. Не теряя времени на изумление или восторг, Вадим пошел, побежал, потянулся к фигурке, размытой фонарным свечением в арочном окне, странным образом оказавшемся на носу «Евстафия».

В окне яхт-клуба, тогда, на берегу, в первые дни войны, когда он еще не был ни страдальцем, ни героем, был просто офицером флота, возможно, что и «блестящим»… А она еще не была ни синеглазым наваждением, ни неуловимым призраком. Не была даже мимолетной записью на салфетке подле бутылки портвейна: «Арина – адмирал Млынов, внучка», но уже почему-то была мечтой.

Вадим позвал ее, но она не обернулась. Не потому, что не услышала его несмелого зова. Потому что и он не услышал себя.

Даже когда позвал громче, попробовал набрать полные легкие воздуха и крикнуть, он вдруг понял, что ни одной доли атмосферы давления не прибавилось в мехах легких, ни на миллиметр не раздались ребра, грудь оставалась неподвижной.

Пытаясь ее нащупать и не находя, Вадим обернулся в поисках хоть какой-то помощи или объяснения происходящего…

Сзади были немцы.

Повылезали изо всех щелей и проломов, воровато перебегали из-за угла за угол на четвереньках, точно серо-зеленые прыткие ящерицы; так же мелькали локти и колени над спинами, где в прорехах мундиров торчали костяные шипы, так же волочились по доскам палубы чешуйчатые хвосты…

«Точно как на плакате: “Врагъ рода человеческаго!”» – уже безо всякого удивления отметил Вадим. Видел он недавно такой у подъезда Морского собрания. Такая себе икона «Страшный суд» с газетной злободневностью. Там змеиный хвост кайзера петлял меж гибнущих в пламени мучеников. А сам германский император…

Посмотрел сейчас на Вадима с затравленной злобой из-под козырька Pickelhaube, ощерил мелкие зубы под завитыми усами, выронив из пасти багрово-сизый клубок чьих-то кишок.

Другой такой же кайзер перестал трясти головой, вытряхивая из окровавленной черной штанины обрубок ноги, и также уставился на Вадима.

И эта зверская гримаса виднелась теперь из-под каждого шлема с пикой – «кайзеры» подкрадывались со всех сторон…

Вадим попятился, раскинув руки, невольно пытаясь заградить хрупкую фигурку на баке «Евстафия», жалея, что не может крикнуть ей: «Бегите!»

Но внучка вице-командора вдруг сама позвала его негромко и неуверенно, будто окликая спящего:

– Вадим Иванович?

Ударили корабельные склянки.

«Ящеры-германцы» мгновенно очистили палубу, брызнули по укромным местам точно нечистая сила, которую вспугнул поутру звон церковного колокола.

Растворился и сам огромный броненосец в красноватых вихрях тумана.

И вихри тумана, отползая, в свою очередь, открыли вид на выбеленную стену, у которой красно-гранитным надгробием стоял шкаф напольных часов с медным циферблатом…

Морская хроника

18 ноября. Бой у м. Сарыч.

Дистанция была 40 каб., но «Евстафий» не сообщил об этом управляющему огнем на «Иоанн Златоуст», который плохо видел неприятеля и дал кораблям по радио дистанцию в 60 каб. В результате бой «Гебена» фактически свелся к поединку его с «Евстафием», так как остальные корабли стреляли с неверной установкой прицела.

В 12 час. 35 мин. «Гебен», склоняясь вправо, закрылся туманом и дымом, и стрельба прекратилась.

Бой длился 14 минут. За это время русские корабли выпустили 30 305-мм снарядов. «Гебен» получил три 305-мм попадания и 11 попаданий снарядами среднего калибра. В этом бою на нем было убито 12 офицеров и 103 матроса, ранено 57 человек. Для ремонта «Гебена» потребовалось две недели.

Линейный корабль «Евстафий» получил 4 попадания 11-дюймовыми снарядами, из них 2 – в батарейную палубу, 1 – в трубу и 1 снаряд пробил осколками небронированный борт в носовой части.

Было убито 5 офицеров и 29 человек команды; ранено 24 человека…