Враг на рейде

Вадим и сам беспокоился. Если они сами тут, в авангарде, мало чего (да ничего, если честно, не видят), то что может видеть управляющий огнем бригады старший арт-офицер, оставшийся сзади, на «Иоанне Златоусте», где и туману не надо – одного дыма со всей эскадры, и впрямь прибитого сыростью, хватит? Не зги.

Так оно позднее и оказалось. Кроме флагмана «Евстафия», отчетливо видевшего цель, вся сводная бригада дружной стрельбой только рыб пугала далеко по-за немецкой эскадрой. Переданное по радио расстояние до турецкой, читай немецкой, эскадры «прицел 60» было на самом деле почти в полтора раза больше реального.

Уже узнаваемый силуэт «Гебена» Вадим увидел в амбразуру орудийного спонсона на баке.

Теперь он не казался мистически громаден. Все-таки смотрел на него старший лейтенант с борта линкора. Немногим меньшего «турецкого немца». Это совсем не то, что смотреть на стальную махину, задрав голову с приплюснутого бака эсминца, на уровне чуть ли не подводной лодки в надводном положении.

Завивая в вихри белесый туман и взрывая белый бурун, двигался прямо на них обрубленный форштевень линейного крейсера с близоруко сошедшимися черными глазами двойных клюзов гигантских океанических якорей. Будто странное четырехглазое рыло морского чудовища, немного показавшегося на поверхность серой клепаной чешуей, таким казался рассаженный корпус. Еще два черных зрачка на вытянутых в их сторону щупальцах-стволах уставились прямо на Вадима поверх рыла чудовища – и это были 280-мм орудия огромной носовой артиллерийской башни. И совсем уж мелкими казались иллюминаторы мостика и боевой рубки с головной надстройки.

Но не было в этом ничего особо пугающего, когда за спиной твоей целая эскадра, по крайней мере похожих стальных исчадий убийственного гения человеческого. Даже притупилось как-то понимание, что сейчас это грозное дымно-стальное противостояние намерений разрешится адом противоборства…

«Напротив», – поймал себя на мысли Вадим. Хотелось, чтобы началось оно, разрешилось поскорее…

Видимо, та же мысль витала и наверху, на капитанском мостике флагмана.

Морская хроника

18 ноября. Бой у м. Сарыч.

Возвращаясь в Севастополь, Черноморский флот, идя в походном порядке (линейные корабли – в кильватерной колонне, крейсера – в дозоре в 3,5 мили, сзади линейных кораблей – миноносцы), в 12 час. 10 мин. слева по носу обнаружил неприятеля.

Линейные корабли начали последовательный поворот влево, приводя противника на курсовой угол 90°.

С дистанции 40 каб. «Евстафий» в 12 час. 20 мин. открыл огонь и первым же залпом накрыл «Гебена».

Через минуту начал стрельбу и «Гебен»…

…Как только «Евстафий» развернулся правым бортом, низкий железный потолок над головой Вадима содрогнулся так, что облупилась и порхнула хлопьями не такая уж и старая покраска, – ударил двухорудийный залп башенных.

– Выстрел! – тотчас же скомандовал лейтенант, отскочив от амбразуры. И через секунду, после лязга затворной камеры, крикнул: – Пли!

Амбразуру затянуло горьким пороховым дымом, и поэтому Вадим не увидел…

305-мм снаряд с «Евстафия» просадил борт «Гебена» в районе фок-мачты.

Матросы третьего 150-мм каземата разлетелись от соседствующих орудий комками красно-черного тряпья. Первое Mein Gott! раздалось уже с покореженных пайол, где-то под тучами желтого дыма, в котором светлел только пролом броневого листа наружной обшивки.

Оттуда же, из-под стального хлама, послышался рвотный душераздирающий кашель.

«Gase… Газы! – бородатый кондуктор, пьяно тычась в ячейки зарядов, кинулся к закрученному взрывом трапу на палубу. – Es brennen die… Заряды горят!»

В общем-то они и не горели, просто раскаленные латунные гильзы и впрямь источали ядовитый чад.

Снаружи, в черный разрыв на сером поле брони, расчерченном многоточием клепок, с неправильностью инвалидного обрубка тихо высунулся скособоченный орудийный ствол…

– Как будто Цусима только вчера была! – прикрыв рот локтем от гари, прокричал на артиллерийском мостике матрос в синей фланели с нашивкой артквартирмей-стера 1-й статьи. Точно в увольнение собрался молодец, даже голубой гюйс торчком на плечах от крахмала и курного утюга.

– К чему это ты? – не отрываясь от бинокля, рассеянно поинтересовался лейтенант Левинский, старший артиллерийский офицер.

– Носятся, как черти, злые! – сообразив, что услышан, весело рапортовал матрос, подкручивая примятые рукавом усы. – Будто японца нашли, чтоб посчитаться, ваше благородие.

– Что есть, то… – лейтенант не договорил. Он еще искал следы попадания подле широкой трубы – куда-то туда должен был попасть снаряд кормовой башни, – когда отчетливо увидел явление, исключительно редкое в его практике, да и вообще в практике артиллерийских стрельб, о таком только легенды рассказывали: черные точки.

Лейтенант невольно достал платок из кармана офицерского френча-бушлата, протер стекла…

Черные точки быстро поднимались вверх над ломаной длинной полосой «Гебена».

Снаряды. Судя по количеству, залп изо всех орудийных башен немецкого линейного крейсера.

– Ответ! – крикнул Левинский.