Враг на рейде

Показалось или нет, но одна из мешковатых фигурок в черном бушлате – почти таком же, как и у наших моряков, – отвалилась безжизненно. Рассмотреть толком не удалось – пулеметная площадка уплыла вместе со скошенной кормой немецкого крейсера. Снова зарябила серебристая чешуя морской глади.

Кирилл извернулся назад и только поэтому смог оценить хваленую выучку Флота открытого моря. По верхнему крылу биплана желтым многоточием выбитой щепы прошлась пулеметная очередь.

«Успели-таки, а ведь и вспомнить не должны были об абордажном вооружении на такой-то неприступной плавучей крепости. Однако вспомнили вот и даже по-уставному четко воспользовались. Что нехорошо весьма…» – поморщился Кирилл так, что даже скрипнула кожа на туго затянутых клапанах летного шлема с коронованным двуглавым орлом во лбу.

Впрочем, подумал он об этом вскользь, хоть и трудно было назвать его теперешнее состояние «горячкой боя». Наблюдение – дело неторопкое, но близость врага глушила мысли биением пульса в висках…

На уровне моря. Атака дозорного дивизиона

…И поэтому до сих пор, в протяжении всех немногих, но бесконечных минут, пока на гроте реял сигнал атаки, Вадим не переставал то подбадривать, то подавать команды, скорее чтобы слышать себя самого сквозь частые удары сердца и их единственной исправной пушки.

…И сквозь редкие, но громогласные – хоть крестись – ответы «Гебена».

Первый залп, второй, третий…

В третий раз и впрямь перекреститься стоило. Миноносец встряхнуло, как от удара гигантским молотом.

Вадим невольно попятился с артиллерийской площадки к задней стенке ходового мостика.

– Что там такое?! – крикнул он через плечо сигнальщику, только что лихорадочно махавшему флажками за спиной, наверху.

Ответом ему была целая какофония командных и болезных воплей.

Вадим обернулся. Сигнальщика на мостике не было, как, впрочем, и самого мостика, просевшего на штурманскую рубку. Из нее, в проем вырванной двери, вывалился на фальшборт рулевой, охватив руками голову. На пальцах кровь казалась бархатно-алой.

– Нет подачи! – не то командиру, не то сам себе прохрипел заряжающий, отпав от погребного люка, из которого несмело еще, но закурился дым. Из-под съехавшей на бровь бескозырки матрос вопросительно уставился на командира.

«Неудивительно… – Вадим кивнул и дрожащими пальцами, но нарочито не спеша застегнул ремешок фуражки. – Похоже, первый снаряд, угодив под мостик, вызвал пожар в командном кубрике над артиллерийским погребом. А значит… – точно у доски в Морском корпусе соображал Вадим. – Наверняка выведена из строя электропроводка носовой подачи, да и прислуга, если жив кто, занята охлаждением боеприпаса. Кстати, патроны если не детонировали сразу, то в случае повышения температуры…»

Этот вывод будто вывел лейтенанта Иванова из своеобразной «ученической» прострации, наверное, даже полезной – чувства и нервы потом. Сейчас – холодное механическое соображение. Но неприятный озноб все же заставил лейтенанта поежиться, будто за шиворот шинели ему попала пригоршня ледяных капель. Это сквозь экзаменационную сосредоточенность живо представилась картина, как лишившегося хода и управления «Пущина» немецкий линейный крейсер, привалившись стеной огромного борта, берет на абордаж…

Вадим даже невольно тронул кобуру револьвера.

Так и не ответив заряжающему, он отвалился от железной стены и, держась борта кормового мостика, двинулся было на бак…

«Черт…»

Пламя, вихрем вырывавшееся из иллюминаторов командного кубрика, преградило дорогу. Хоть на четвереньках ползи, да в общем-то уже незачем. Правильность ответов и так подтверждалась: штурманская рубка и ходовой мостик разворочены, в куцем отрезке палубы между ним и бронированным баком – рваная дымящаяся дыра.

Вадим на секунду замер в нерешительности, вглядываясь сквозь ревущее пламя и лохмотья пепла. Осетровый нос миноносца зарылся в воду, но тут же вырвался кверху, будто обросший белыми бородами водопадов. Снова просел еще глубже…

Им здорово повезет, если корабль останется на плаву.

«Но как долго? До следующего залпа? Что остается?»

Некогда и нечего было думать об этом. Тряхнув головой так, что, не будь фуражка закреплена ремешком, слетела бы, Вадим повернул назад.

«Что делать, что делать. Как что? Дело свое делать согласно судовой роли. И ждать указаний».

На его служебной и человеческой совести были еще торпеды, и, хоть были они прямой заботой мичмана Седоусова, кто тут, в конце концов, старший офицер? Кому отвечать?

Прогрохотав вверх железным трапом, лейтенант Иванов стал пробираться обратно, на корму. Там, будто в норах, в стальных трубах прятались железные угри с «влажным подогревом»[12] в хвостовых плавниках, икряными 116 килограммами взрывчатки. Только они и могли нанести действительный урон противнику, отхватить от его бронированной туши кусок, а если повезет, пробить оба эшелона брони и угодить в крюйт-камеру…