Вполне современные девочки

Ему не позволялось говорить о Сесиллии, если это не касалось «Белой Лилии», постановка которой не должна была останавливаться. Образно говоря, я умерла во время съемок этого фильма, и он тоже должен жить или умереть вместе с ним. Я бросала ему вызов, от которого он не мог отмахнуться.

И уж, конечно, ему было запрещено шантажировать меня. Я ни за что больше не потерплю ни одного слова о потере сознания, провалах памяти, о том, как он проснулся с головной болью и увидел Сесиллию, лежащую без сознания, в той же комнате. (Без сомнения, для любого здравомыслящего человека это было уж слишком.) И я не буду больше слушать о том, как он проснулся с неясным чувством тревоги и неуверенности в том, что было правдой, а что только фантазией. Фантазии были только в его фильмах. И я добавила «лжец» и «обманщик» к тому списку нелестных слов, которыми я его обычно называла про себя. Шарлатан он, которого я обожала и которому поклонялась из-за великого множества реальных и нереальных причин, он, кем я восхищалась и кого я уважала за честность и силу поступков.

Он не должен был вмешиваться в мою личную жизнь или говорить о ней — его вмешательство только отнимало бы у меня драгоценное время, но это было бы к лучшему. Ведь чем больше ему приходилось бы чувствовать это, тем лучше. Но в действительности я думала об этом меньше всего. Мертвец не мешает никому. И он волен был думать все, что хочет, пока это не станет известно всем и не нанесет вред мне или моим детям. Поэтому ему необходимо быть осмотрительным.

Я заказала два гарнитура с полутораспальными кроватями, чтобы заменить наши двуспальные в домах в Малибу и в Беверли Хиллз. Не имело смысла жить в отдельных комнатах, когда у вас полон дом любознательных детей, выросших с мыслью, что у мамы с папой общая спальня. Не говоря уже о Лу. Это было одно из главных правил: дети и все окружающие, включая мою сестру Энн, не должны были даже подозревать, что что-то не так в нашем браке. Для окружающих мы должны были остаться единым целым.

Я знала, что бы он мне ответил на мое предложение быть свободным в сексуальных делах. Он бы поклялся, что у него не было никогда намерения заниматься любовью с кем-либо. Это даже неважно, верила я ему или нет, так как я знала, что не отсутствие секса будет больше всего угнетать его. Он был сиротой, и я надеялась, что именно отсутствие теплоты и душевной общности так характерных для нашей совместной жизни, остудят сердце этого обманщика. Оно лопнет, и я буду вознаграждена.

В дальнейшем, без сомнения, будут и другие правила. Я надеялась быть такой же изобретательной, как Джейсон или Мо в подобной ситуации, включить правила, как только они мне придут в голову. Что касается Сесиллии, я буду разговаривать с нею и позволю ей делать это в случае необходимости. Но у меня нет намерения показывать ей, что я все знаю. Это было бы еще одним незначительным уколом в ответ на то огромное унижение, которое я испытала. И, как бы там ни было, я, конечно, буду обращаться с нею дружески и разговаривать вежливо и ровно. Без сомнения, у меня нет желания оставаться с нею наедине, ибо я могу расцарапать ногтями ее лицо, вырвать с корнями ее рыжие волосы, ударить туфлями с металлическими каблуками. (Однажды ночью мне приснилось, что я нашла нож, вонзила его в белоснежную кожу у горла и стала резать вдоль ее прекрасное тело, пока не достигла самой сути ее женского естества. И тут я пришла в ярость и начала кромсать все подряд, то же самое, что сделали с моим ребенком.)

Но это было мое подсознание. Я попыталась проверить мои мысли. Я ни за что не буду одной из тех женщин, которые обвиняют другую женщину. Сесиллия только поклялась быть моей подругой. Мой же муж, избранник моей души, который поклялся быть полностью моим, который взял мою жизнь после того, как я отдала ее ему и поклялся дорожить ею вечно. Она была только воровкой, он же — убийцей. Более того, она ничего не значила для меня, в то время как он был кумиром для меня.

Мы вернулись в Беверли Хиллз, и наша жизнь потекла своим чередом. Мэган и Митчел стали вновь ходить в школу, Мэтти — в детский сад, а я сидела дома с Мики. Лу и я возобновили наши обычные взаимоотношения — я разговаривала с нею, она фыркала, и мы спорили, главным образом, о моем намерении нанять дополнительную прислугу, чего она мне никак не позволяла. Джейсон регулярно ходил в студию и регулярно возвращался к обеду, забавлялся детской болтовней, казался более сдержанным и более непримиримым, чем накануне. После обеда, когда дети ложились спать, наступала тишина. Если у него было, что рассказать мне о съемках, я была рада послушать, но не комментировала, не давала советов. Вместо этого я начала вести дневник «Белой Лилии», который был задуман как дневник несчастий. Самая первая страница посвящалась направлению Сесиллии в санаторий в Пальм-Спрингс.