Возвращение в Пустов

— Зачем? — спросил Шумер, все же давая увлечь себя в ломаный коридор, полный дверей, ниш, сценического реквизита и лестниц наверх.

— Там специфическое освещение, а ты, Шумерский, и без него, честно сказать, зеленоват. Хочешь произвести впечатление мертвеца, вылезшего из могилы?

Шумер вздохнул.

— Наверное, так и есть.

— Ага, в пятый раз! — хохотнул Бугримов. — Ты хочешь сразу произвести отталкивающее впечатление? Сюда.

Он толкнул хлипкую дверь, за которой открылось небольшое помещение с гримировальными столиками вдоль одной стены и длинной, передвижной вешалкой с костюмами вдоль другой. Большинство костюмов были забраны в целлофан. Тускло светила лампа под потолком, оставляя углы закисать в сумраке.

— Садись!

Бугримов показал на ближний вертлявый стульчик, прошелся в конец комнаты и окунул верхнюю половину тела в незаметный, отделенный шторкой закуток.

— Олечка, — пророкотал он, вызвав там кратковременный писк и звон посуды, — что ж вы засыпаете прямо за чаем? К вам клиент.

— Извините.

Из закутка выбежала тонконогая, худенькая девушка в клетчатой юбке и блузке, сквозь которую просвечивал лифчик, и не сразу нашла взглядом Шумера.

— Ой, это вас поправить?

— Меня, — сказал Шумер.

— Так, я жду тебя у кулис, — сказал Бугримов, потом повернул руку с часами и уставился на циферблат. — Хотя можешь не торопиться. У нас еще час в запасе. Я народ, конечно, пойду обрадую, но ты жди здесь.

Шумер пожал плечами.

— Олечка, можете напоить нашего артиста чаем или кофе, — сказал Бугримов и удалился, прикрыв дверь.

— Вы выступаете сегодня? — спросила Олечка, повернув стул с Шумером к зеркалу.

Ей было едва за двадцать. Острый нос, большой рот, но красивые глаза. Карие и чуть-чуть зеленоватые.

— Похоже, что да, — сказал Шумер, глядя на себя в отражении, скукоженного, ершистого, почему-то с одним плечом выше другого.

Он выпрямился.

— Снимем пальто? — предложила Олечка.

— Да.

Шумер встал, расстегнул пуговицы и позволил унести Олечке пальто на вешалку. Двойник в зазеркалье стал выглядеть чуть лучше. Хотя, наверное, можно было сказать, что свитер к брюкам все же ему не шел.

— Осторожнее.

Олечка обмахнула скулы и подбородок Шумера кисточкой.

— Все?

— Нет, — улыбнулась Олечка. — Сейчас мы нанесем тональный крем…

Ватным тампоном она мягко обвела щеки, губы севшего Шумера, промокнула под глазами, растерла нос и надбровья. Бледная, не самая здоровая на вид кожа приобрела гладкость и розовый оттенок. Исчезли мешки, растворилась складка у переносицы. Шумер вдруг засомневался, что в зеркале находится именно он.

— Не хмурьтесь, — сказала Олечка.

— Я не хмурюсь.

— И в зале не смотрите исподлобья, софиты так направлены, что у края сцены могут затенить нижнюю половину лица.

— Я понял, — сказал Шумер. — Все?

— Почти.

Олечка гибкой пластиковой полоской убрала лишний крем. Шумер улыбнулся.

— Это новый я?

— Ага, — кивнула Олечка. — Может, вам еще кофту к свитеру? Она свободная, длинная, не застегивается, вам подойдет. У нас ее на представление дровосек надевал.

— Не стоит.

Девушка выкинула полоску в ведерко под столом.

— Тогда чай, раз у вас еще есть время?

— Не откажусь, — сказал Шумер.

— Ой, тогда я за водой! Подождете?

— Обязательно.

Олечка сбегала в закуток и с электрическим чайником в руках пропала в коридоре. Шумер, наклонившись к зеркалу, уставился на свое отражение. Что я им скажу? — спросил он себя. Ведь я виноват. Значит, повинюсь?

Его вдруг разобрала дрожь. Конечно, можно было успокаивать себя тем, что все уже прошло, поросло, забыто, но некий страх, пусть и старательно игнорируемый, жил в нем, точил ходы в душе, тенью возникал то в словах, то во сне.

Я бросил их.

Это ведь правда. Сколько не убеждай себя, что они предали тоже, первым думать о побеге начал я, подумал Шумер. И побежал первым я. Мессия оказался слаб и боязлив. Разве в этом вина апостолов? Впрочем, и не апостолы они были, а простые мальчишки и девчонки, поверившие ему сразу и без оглядки. У него был дар, он скрутил их, он поднял их, он не оставил им выбора. Никакого.

Озноб колотил Шумера, пока он не сжал кулаки и волевым усилием не подавил его. Ничего, сильные учатся на своих ошибках. Теперь он не убежит и никого не подведет. Потому что подводить, в сущности, не кого. Не Петра же?

— Чайник полон! — возвестила, влетая в гримерку, Олечка. Клетчатая юбочка окрутилась вокруг худых бедер. — Вы с вареньем любите?

Шумер улыбнулся, глядя на ее стремительное отражение.

— Можно и с вареньем.

— Сейчас.

Чайник в закутке зашумел. Олечка вынесла к столику розетку с вареньем и блюдце с нарезанным батоном. Шумер безотчетно взял кусок хлеба и стал есть его, ломая на маленькие кусочки. Смотрел, как девушка готовит место для чаепития, сдвигая баночки, пеналы, тюбики в сторону и даже перекладывая их на другой столик.

— Я с вами, можно? — спросила Олечка, на мгновение застыв перед Шумером.

— Конечно. Вы меня знаете?

Девушка кивнула.

— Ага, — просто ответила она. — Вы лет пять назад фокусы показывали.

— Почти семь, — улыбнулся Шумер.

— И людей лечили.

— Было дело.

Чайник заклокотал, и Олечка убежала к нему.