Возвращение в Пустов

Идешь следом — хорошо. Взял вторые ведра — замечательно. Наполнил один, второй, третий мешок мусором — не жди, наполняй четвертый. Возможно, он кивнет, одобряя те перемены, что происходят с человеком. Но, по большому счету, эти перемены и есть самая большая награда, что можно было себе придумать.

Воздух потемнел, потом сгустился в вечер, по окнам рассыпались электрические огни, люди и ведра пропали, и Шумер, ныряя из-под фонарного света во тьму, делал заплыв с мешком к следующему фонарю, чтобы вынырнуть, будто ловец жемчуга, с добычей в руке. Правда, не с моллюсками, а с железками, стеклом, окурками, бумагой и картоном.

К ночи добрался до кладбища, расположенного за узенькой полоской пустыря. Линия домов — метрах в пятидесяти. Часть окон смотрит прямо на низкие оградки. Этакий прозрачный намек для жильцов.

Шумер прошел по дорожке к воротам кладбища, убирая фантики, лепестки искусственных цветов и хвою, нападавшую от венков, выдохнул и повернул обратно. На сегодня — все. В стороне, за пролеском, дымила труба лесозаводской котельной.

— Шумерский!

Бугримов с радостным оскалом выплыл из тьмы поставленной на обочине будки и пристроился к устало шагающему Шумеру слева. Был он в темном костюме. В галстуке отсвечивала, ловя шальной свет, золотая заколка.

— Как ты себя чувствуешь?

— Устал, — улыбнулся Шумер.

— Я в курсе, — кивнул Бугримов. — Я к тому, не сошел ли ты с ума.

— Почему?

— А ты посмотри, — Бугримов широким жестом обвел небо, лес, дорогу, дома. — Ты же один. За тобой никто не следует. Твой, так сказать, контингент, передумал с поддержкой. Да и контингент у тебя не особо ходящий. По старикам решил бить?

— Думай, как хочешь.

— Да?

Бугримов зажег огонек на пальце и приблизил его к лицу Шумера. Сверкнув глазом, Шумер легко задул его.

— Могешь, — уважительно сказал Бугримов, тряхнув кистью, — но видок у тебя тот еще. Ночью, с мешком мусора…

— Не у кладбища же его оставлять? — сказал Шумер.

— А почему нет? Но это не важно, — Бугримов выровнял шаг с соперником. — Я, собственно, не с пустыми разговорами, я напомнить. Человек ты увлекающийся, знаю, возьмешь и пропустишь встречу, а мне потом перед людьми неудобно будет. Они придут, а тебя нет. Я, например, как опытный антрепренер, прогнозирую если не аншлаг, то заполнение зала процентов на девяносто. И даже на девяносто пять. А это, между прочим, сто девяносто мест, Шумерский! Когда ты еще столько соберешь?

Шумер остановился.

— Какие люди? Какая встреча?

— Здра-авствуйте!

Бугримов цокнул языком.

За дымом из котельной мерцали звезды. Мертвыми смыслами темнели дома. До ближайшего фонаря было шагов тридцать. Штабеля бревен и пиломатериалов впереди обозначали отворотку на лесозавод.

— Не тупи, Шумерский!

— Я не туплю, — сказал Шумер.

— Я же тебе карточку дал. Приглашение.

— И что?

Бургимов, притопнув ногой, выбил звонкие искры, осветившие дорогу, и тут же с подозрением посмотрел на каблук.

— Странно, думал, получится эффектней. Теряю квалификацию.

Он притопнул снова. Искры вышли еще жиже.

— Бывает, — сказал Шумер.

— Это не «бывает», — проворчал Бугримов. — Разучился. Нет необходимости, знаешь, в разного рода чудесах. С тобой только и есть возможность как-то потренироваться, вспомнить былое и яркое.

— А с людьми?

— А им нужно? — Бугримов хохотнул. — Я почему квалификацию теряю? На хрен мне это не сдалось! У меня люди и так здесь, — он сжал кулак. — Без всяких чудес, кар, проклятий и всего остального-прочего. Так даже, признаюсь, в чем-то интересней. Залезешь в душу к человечку, клубочек желаний-чаяний распутаешь, он и твой. Где надавишь, где посулишь, где похвалишь, где пригрозишь. Шелковые становятся. Указал место, встроил человечка в систему, он — дык-дык, дык-дык — как надо и заработал. Лет через двадцать, наверное, даже искры из арсенала пропадут.

— Не прибедняйся, — сказал Шумер.

— Я серьезно! Я вот смотрю на тебя и даже завидую. Мешки из пустых карманов достаешь, переломы вправляешь, гамак, понимаешь, родил. Колготки! Не было колготок, так и те в комоде по-тихому сотворил. Но я опять же не об этом. Ты должен придти на свой творческий вечер.

Шумер улыбнулся.

— Зачем?

— А я позвал всех твоих, — глянув искоса, сказал Бугримов. — И с первого, и с второго, и с третьего твоего похода. Неужели тебе не хочется на них посмотреть? На Сереброва, на Пылеву, на Инночку твою, помнишь? Как устроились, как живут, что о тебе сейчас думают? У многих дети! Все, знаешь, как-то… Им ведь тоже интересно, каким ты стал и что им скажешь.

— Что я им скажу?

— Не знаю! — с воодушевлением произнес Бугримов. — Попросишь прощения! Обвинишь в предательстве! Что хочешь!

Шумер сошел с дороги на узенькую тропку.

— Я подумаю, — сказал он, обернувшись.

Бугримов, поблескивая золотой заколкой, посмотрел на него с насыпи.

— Ты не думай, ты приди.

— Я подумаю, — повторил Шумер, удаляясь.

— Я даже машину за тобой пришлю! — крикнул Бугримов. — Целый лимузин. Как звезде! Как Киркорову! Твои древние приверженцы ахнут.