Возвращение в Пустов

— Смотрите, в окно залезу.

Старуха засмеялась, трясясь всем телом.

— Ой, не смеши.

Поднимаясь в квартиру, Шумер с грустью спрашивал себя, почему любое добровольно взятое обязательство через какое-то время, иногда до ужаса короткое, оглянуться не успеешь, превращается в обязанность. Причем такую, что и не отказаться, никто за язык не тянул и, умоляя, на коленях не стоял.

Вызвался? Вызвался.

Замечательно! Ой, а тут еще! Вы не могли бы, Сергей Андреевич, в инициативном, так сказать, порядке взять на себя…

На кухне было ощутимо тепло. Поленья, правда, давно прогорели.

Призрак деда, сидящего на стуле у окна, медленно оплыл при появлении, качнулась отдернутая призрачной рукой занавеска.

Шумер поставил ведра, нашел и вымыл эмалированный чайник, залил. В печи еще тлели, перемигивались угли. Разворошив их, Шумер добавил ком газетной бумаги и два полена. Огонь словно того и ждал.

Ну и хорошо.

Шумер расстегнул пальто, потом по коридору прошел в туалет — длинное, узкое помещение напротив входной двери, с замазанным окном и возвышением с дырой в полу вместо унитаза. Из дыры веяло сквозняком. Когда-то в детстве он очень боялся в нее провалиться и писал, стараясь виртуозно попасть струйкой, издалека. То есть, отступив на маленький детский шаг.

У него даже сон был, как половицы под ним расходятся, и он падает в вонючую жидкую темноту. Плямс!

Сейчас, конечно, не то. Вырос.

Он подошел ближе, чувствуя, как одна из половиц дает слабину. Интересно, что с возрастом страх просто становится четче, подумалось ему. Разум предательски искусен в том, чтобы правдоподобно нарисовать то, что может выйти на самом деле. Темнота, жижа, испарения. Быстрая смерть. Тут уж барахтайся не барахтайся, а масло, как у той лягушки, не собьется. Но не может быть, чтобы дерьмо периодически не откачивали.

Шумер помочился и накрыл дыру круглой деревянной крышкой. Пошевелил плечами, гоня озноб.

А, кстати, ведь должны откачивать. Хотя бы раз в месяц. Или раз в квартал.

В прихожей он повесил свое пальто соседом к старому, длинному, драповому дедову балахону. Или отцовскому. Уже и не вспомнить. Рукав балахона был изъеден молью.

Прогулка по комнатам окунула в прошлое. Памятные углы, в которые маленького Сережу Шумерова ставили в наказание, старый диван с прохудившейся матерчатой обивкой, где любил лежать после обеда отец, разгадывая кроссворд («Областной центр на «Б»), накрытый белой салфеткой телевизор «Горизонт», выпуклый, черно-белый, когда-то собиравший возле себя всю семью.

«Время». «Семнадцать мгновений весны». Кубок Руде Право. Кубок Известий. Чемпионаты мира. Показывает ли он еще?

Вернувшись на кухню, Шумер долго смотрел на огонь в печи. Шумела вода в чайнике, потихоньку закипая. Шумер думал о жизни и о том, что она кончается, о том, какие разные есть люди, но в большинстве своем все же слабые, какие-то неустроенные в силу глупости, характера или невезения. С чем они остаются на склоне жизни? Понимают ли, почему и как сложилась их судьба?

Впрочем, что толку понимать?

Шумер снял чайник с печи на железную подставку и принялся рыться в шкафчиках на предмет чая и сахара. Можно, конечно, потреблять и голый кипяток, он находил его вполне полезным и пил по причине безденежья довольно часто, но, честно говоря, организму уже хотелось разнообразия.

Сдвинув дверцы, Шумер чуть ли не с головой залез внутрь шкафчика, нашел глазами початую пачку краснодарского чая неведомо какого года, но расслышал звук то ли из прихожей, то ли из дальней комнаты и выглянул наружу.

Звук не повторился.

Шумер постоял, хмурясь, потянулся за чаем и тогда уже уловил точно: в отсутствие звонка кто-то шлепал ладонью по филенке.

Немощный гость какой-то, воистину!

— Сейчас.

Шумер вышел в прихожую.

— Сильнее бей, Вова! — раздался с лестничной площадки сердитый женский голос. — И не дуйся, рыбонька. Вот так!

В дверь застучали кулаком.

— Эгей! — криком сопроводила действие женщина. — Есть кто дома? Мы знаем, что есть. Открывайте.

Шумер, почесав за ухом, провернул ключ в замке.

— Собственно…

Дверь распахнулась, явив ему толстого краснощекого мальчика лет восьми с носом-кнопочкой и обиженными, мокрыми глазами. Спортивные брюки. Куртка. Белая кепка с большими синими буквами «NY». В руках у ребенка был рюкзак.

— Вова, не стой!

Пропихнув мальчика в квартиру, за ним просунулась полная, потная женщина в светлом плаще с двумя гигантскими сумками.

— Проходи-проходи!

Незнакомого Шумеру Вову отнесло к зеркалу.

— Извините…

— Галина! — женщина поставила сумки и подала руку. — А это сын мой, — качнула головой она. — Младший.

Она деловито двинулась в коридор.

— Показывайте, где у вас что?

— В смысле? — растерялся Шумер.

— Ну, где кухня, где будут наши комнаты? — посмотрела на него женщина и окинула взглядом стены. — Квартира, конечно, не бог весть что, дом, понятно, старый, как дерьмо мамонта (мальчик Вова хихикнул), но мы не в претензии.

Она подошла к зеркалу и мизинцем поправила помадный рисунок губ. Рама и благородная зеленоватая патина по краям вызвали у нее интерес.

Женщина стукнула по зеркалу ногтем.

— Старинное?

— Не знаю, — сказал Шумер.