Возвращение Робин Гуда

Николай и Бэлка двигались по проспекту Ф. Скарыны, только что поименованному – всех еще смешила быстрая смена декораций. Бэлка – в кожаной куртке, джинсах в обтяжку, свежеостриженная, с каким-то удалым вихром сбоку, выглядела на диво сексапильно. Николай был в ударе и болтал о чем-то развеселом. Они шли на Паниковского – шикарный сквер в центре, рядом с Домом офицеров, артиллерийским музеем, библиотекой, заросший вековыми, кажется, липами – были там и каштаны, и столетние ели – единственная не попавшая под бомбежку местность города – в тени которых – и вокруг имеющегося фонтана с дельфином – удачно разбросанные в отдалении друг от друга, располагались скамейки, где можно было, по утверждению Бэлки, отыскать даже гомосексуалистов. Николай особенно интересовался последними. Собственно, с этой целью Бэлка, у которой в этой среде, как и во всякой, водились друзья, его сюда и влекла. Вместо того у метро они встретили Гарика – худосочного, словно выцветшего или присыпанного пыльцой, вечно клонимого какими-то ветрами – но ростом с Николая – с которым Бэлка долго разговаривала, то есть он с ней, полуприкрыв опушенные длинными светлыми ресницами глаза, роняя по слову с нижней губы и под таким опасным углом – но не падая, видимо подпираемый своими ветрами. Гарик не пил, не курил и ездил на своем районе – называемом Луг – словно специально исчерченном для этой цели узкими асфальтированными тропками, – на велосипеде. На Николая он не глядел, – который, в стороне, маялся, не имея сигарет. Разговор дальше зашел про Гарика. Николай сказал:

– Воздушных змеев он, случайно, не делает? – Бэлка благоразумно молчала. – Вот интересно, он же дома не сидит со своим фашизмом, он на тусовку ходит. Этот снобизм – это же просто какая-то трогательная застенчивость, – я знаю, я видел: с такими в школе дети играть не хочут. Жаль, что мы вместе не учились. Я бы с ним дружил. Я бы ему мозги вправил – а впрочем, тоже видел: у них потом все равно каким-то раком вот так выворачивает. Кубик, рубик, блядь! Самое приятное, что попадись он настоящим, хоть тем же новым белорусам, они ему кишки по стене размотают… хотя чего уж тут приятного, я не знаю, честно говоря. А? Бэлка? Может ты знаешь? – Бэлка произвела один из серии стандартных звукожестов, с помощью которых она от его наездов уклонялась: тут чем меньше было слов, тем лучше. Этот можно было трактовать как «У меня на этот счет есть свое мнение», – этого обычно, если Николай не был слишком расположен к склокам, хватало, – или если Бэлка не была чем-либо раздражена: тогда она, великий немой, бросалась в бой – хвост трубой, и отступала лишь получив кучу пиздюлей, да и то на полшага, готовая кидаться вновь и вновь: – Бэлка, ты – бык! Просто корова: му-у!.. – Он наставил два пальца ко лбу и показал; не обращая внимания на то, что Бэлка не оглянулась: отдирала от шипящей сковороды грибы – дым, как всегда, коромыслом: – Если даже собака, то – бульдог! боксер, блядь! Когда твоя старуха свалит с дачи, чтоб мы могли туда перебраться?!.. Скажи ты ей, блядь… скажи, блядь… у нас медовый Только что прошел дождь, ни одной скамейки сухой не осталось; вследствие чего Галка, смеясь и поглядывая по сторонам диким, сумасшедше-быстрым, вспышками, взглядом, попыталась оседлать свою сумочку; на которой ей оказалось неудобно, и тут же слезла. Они уселись в следующем порядке: Галка, Бэлка, Николай. Девчонки немедленно пустились в пересуды, блям-блям, он и не подозревал, что Бэлка обладает такими способностями к диалогу, или это Галка на нее так действовала: заражая голово – кружительным темпом, увлекая осанистую, грозную, круторогую – в непосредственно – невообразимо – непристойное веселье… Он чуть было не задремал, свалившись со скамейки головой вниз, вдруг: «Щукин». – Что – Щукин? – просыпаясь.

Лица обеих повернулись к нему. Развернулось молчание.

– А… это, – нашлась наконец Бэлка. На скаку сломав каблук, которого у нее никогда не было. Крутанув руку размашисто, как дорожный указатель: – Тебе Матвей про него рассказывал. Помнишь?.. – Галка качнула головой. Молча. – Они друзья детства… – Сразу выяснилось, что в отсутствие оппонента Бэлка способна дудеть, долбить свое еще пятнадцать минут после того, как дошла до упора. – Это Галка, – обратилась она к нему. – Я тебе про нее тоже говорила.

– Да я понял. Так что Матвей? – Галка молчала. Не сводя с него зачарованного взора. – Просто он ей звонил, звал, – взялась объяснять Бэла. – На дачу…

– Так поехали сейчас. – Сейчас его нет дома. Он сейчас там… – Ему захотелось ее вырубить. Чтоб хотя бы послушать, что скажет та, вторая. – Галя тебя зовут? Ой ты Галю, Галю. Дай воды напиться…

– Я не поеду.

– Почему? – Галка пожала плечами. – Мне завтра на работу.

– Всем завтра на работу. Встать пораньше, только и всего. Бэлка все знает, она нам сейчас скажет, когда первая электричка. Ну вот видишь. Если тебя беспокоит Гарик, то ему можно звякнуть, сообщить координаты, – скажи, что со мной. Хочешь я сам позвоню?