Возвращение к себе

- Ладно уж, садись за стол. Вон святой отец гороху набрал. Похлебка с солониной.

Сейчас есть будем.

Теобальт сообразил, что в этой семье курица поет погромче петуха.

Глядя как Жак быстро с прихлюпом ест, как подбирает пальцами листики лебеды и по-следние горошины, послушник пожалел бедного мужика: всегда голодный, напуганный до помрачения ума, потерявший любимого сына, почти уверенный, что ближайшую зиму им не пережить, этот человек вызывал острую жалость и почему-то чувство вины.

Ну, чем он-то, послушник Теобальт, человек сторонний, виноват? А тем, что за стенами отсидеться решил, - пришла карябающая мысль, - отгородиться от жизни стенами обители; святой чистый путь избрать подальше от вашей грязи. Да и спокойнее там. Еды вдоволь, вино по праздникам. И никакие разбойники не нападут.

Даже самые закоренелые гнева Божьего поопасятся. Так и буду до старости молитвы бормотать сытый и здоровый. О! И еще бабам окрестным помогать: кому родить, кому зачать.

Из омута самобичевания вырвал вопрос Жака:

- А ты чего, святой отец, в наши края забрел?

- Послали со словом Божьим, - ответил Теобальт скороговоркой.

- Вовремя. Сынишку нашего окрестишь.

- Не могу.

- Что значит, не могу?

- Не положено мне. Послушник.

- А нам все равно. Ты - святой церкви слуга, - вступила в разговор женщина. - По-ка священника дождешься, сколько времени пройдет! Монахи твои, как моровая прошла шесть лет назад, только два рази и наезжали. А мы ждать не можем. Случись что, так мой малютка… - женщина замолчала, не желая произносить страшное.

Ну и попал ты, Теобальт, вассальный рыцарь! Как тут поступить: по закону или по со-вести? Что-то ведь такое говорил седенький пузатый причетник храма при монастыре про требы. Бывший рыцарь не помнил. Вот молитвы - все как на зубок!

Только они тогда в го-лове и вертелись, все беса гнал.

- Нe смотрите на меня как на врага. Окрещу младенца, - возьму еще грех на душу, прибавил уже про себя.

После ужина Эдгина унесла в лес промокший кровью сверток - пошла хоронить по-след.

Хозяин и гость уселись на толстом оструганном бревне под козырьком крыши.

Жак рассказал, что после моровой, в замке, как пышно именовался массивный бревен-чатый дом с таким же бревенчатым донжоном, остался только младший сын местного сеньо-ра Франкон. Как уж его обошло - то Бог ведает. Только семилетний мальчишка выжил.

Его забрала к себе хозяйка самого большого в округе владения Анна Барнская.

Каждый год управляющий Барнов вместе с мальчиком наезжали ненадолго; дом по-смотреть, оброк собрать. Брали немного - мальчишке на прокорм, ну еще чуть. Дали людям подняться. Дети стали нарождаться. Их Сигур первым и родился. Молодому хозяину в этом году должно было исполниться четырнадцать. Ждали как всегда, приедет с управляющим, а он вернулся один. Хороший мальчишка вырос. Барон его батюшка, Царствие Небесное, ду-рак дураком был. Все на охоту верхом скакал. А какая у нас конная охота? В буреломе, по бездорожью лошадь в раз ноги поломает. Или вот еще, с соседями задираться: вызовет кого на поединок, ему и наломают. Когда и он кого зацепит… Так и прыгал, пока про Палестину не услыхал. Тут мы нашего барона только и видели. Сам ушел - на здоровье. Только ведь людей сколько за собой увел!

Там и погиб. До его отъезда все хозяйство на плечах жены держалось. А и с отъездом ничего не изменилось, разве тише стало.

Сын его, Франкон, в хорошего парня вырос. Без заскоков. Как приехал, людей позвал, дом поправить, по хозяйству-то да се. Смотрим, оживает наше баронство.

Только какой-то он угрюмый ходил все время, не радостный. Так кто ж спросит?

Когда разбойники напали, в замок даже не сунулись. В деревне дома пограбили, скот который здесь порезали, который угнали. Потом давай дома жечь. Наш последним подпали-ли. И ведь не все подряд жгли, с разбором. Выбирали, что получше, где подворье крепкое. В деревне тогда человек пять оставались, все старики неподъемные, да Сигур наш. Когда мы вернулись, ни одного живым не нашли.

Кого зарубили, кто в домах сгорел. А Сигура след простыл.

- Мне Эдгина говорила, ты искать ходил.

- А толку? Они до речки дошли, неподалеку тут течет. А дальше, вверх ли, вниз - кто знает. Тогда еще дожди пошли. На третий день все следы замыло, хоть обыщись.

Может, и не отсутствие следов остановило? Скорее, страх за собственную жизнь и жизнь беременной жены. Хотя не больно-то он колебался, когда бросил роженицу под ноги страшного пришлеца. Заступнички! Пятьдесят таких как он отступили перед горсткой наглецов и фактически отдали им все нажитое и стариков своих в придачу.