Возвращение к себе

Надо было год сидеть за сырыми, недавней постройки стенами, чтобы по-новому взглянуть на товарной мир. Если бы год назад Теобальту сказали, что взрослый, битый жиз-нью мужчина и воин не из последних, по-детски начнет радоваться каждой травинке - не поверил бы.

- Вот славно-то, - твердил он, то и дело останавливаясь у цветущего орешника или, склонившего набок головку колокольчика. Славно - блеск ручейка в чистой зелени.

В светлом полуденном мареве и покое леса растворялись боль и горечь, накопившиеся еще в Палестине и тоска, присоединившаяся после возвращения на руины, бывшие некогда его домом. Надо было год прожить в склепе, который по недоразумению назвали монастырем, чтобы вновь почувствовать себя живым.

Дорога до Дье показалась вдвое короче, чем в прошлом году. Вечером он сноровисто разводил костерок, ломал мягкий лапник, кидал на него охапками свежую, до головокруже-ния пахнущую траву, падал в нее широко раскинув руки и вдыхал полной грудью чистый ночной воздух.

Дье встретило послушника настороженно. Он и в первое посещение не заметил у посе-лян большой радости от присутствия духовных особ, сегодня же, только за топоры не похва-тались.

Крестьянин на ближнем к лесу подворье, не сказав слова в ответ на приветствие, мот-нул головой - проходи - и подался к дому, на пороге которого топтались двое крепких пар-ней. Дальше ворота просто запирали перед носом послушника. Только в одном месте ему сунули в руки кусок засохшей лепешки.

Теобальта узнал староста. Иначе опять пришлось бы ночевать в лесу теперь уже на го-лодный желудок. Худой, невысокий, средних лет виллан с маленькими, близко посажеными глазами, вспомнил, что они останавливались на его подворье прошлым летом.

- Нехорошее время ты выбрал для похода.

- Исполняю волю настоятеля. А что случилось?

- Разное. Ну, заходи, раз пришел.

Слово за слово Теобальт выспросил у неразговорчивого старосты и у молодухи, хлопо-тавшей у очага, о делах, творящихся в окрестностях. По их словам, ватага не то разбойников, не то странствующих рыцарей начала беспокоить хутора и поместья. Но сильно пострадал только один хутор у Большой пустоши. Там всех вырезали. В поместьях после морового поветрия людей осталось мало. Завидя опасность, они прятались. Никто и не думал браться за оружие. Разбойники налетали, забирали все мало-мальски ценное, угоняли скот. Если кто из жителей попадался на глаза - убивали, не жалея ни старого ни малого.

Нельзя сказать, что в прежние времена тут было совсем уже спокойно. Стычки между баронами - дело обычное. Но такого как сейчас местные леса не помнили.

- Кто такие, откуда? - послушник дохлебывал жидкий суп из надтреснутой глиняной миски.

- С юга, - убежденно заявил староста. Но Теобальт заметил быстрый косой взгляд его невестки. Сама она, похоже, так не думала.

Даже если и врет, рассудил послушник, как за это осуждать? На мне не написано, вправду я по монастырской надобности иду или подсыл вражеский. А так: откуда, куда, кто - не ведаю, и сторону не ту показать - все беду от дома отведешь.

На расспросы как пройти в ближайшее разоренное поместье, староста ответил подроб-но, а потом спросил:

- Чем питаться собираешься, господин послушник? Края там скудные, люди с голоду траву едят. На подаяние-то не больно надейся.

- Меня со словом Божьим послали. Что до пропитания - лес прокормит.

Ночь он провел на сеновале. Под сопревшей прошлогодней соломой шуршали мыши, в открытую дверь тянуло холодком. Кто-то зашел на порог. Уже засыпая, Теобальт пробормо-тал сквозь дрему: 'кто тут'? Ему не ответили.

Утром опальный послушник исправно съел выставленный завтрак. Не отказался и от краюхи перемешанного с лебедой хлеба - староста несколько раз пожаловался на бедность - и пошел подметать полами рясы лесные дорожки.

Давно сомкнулись за спиной, разросшиеся на кромке леса кусты. Тропинку стиснули стволы, отступая только на небольших полянках да на взгорках. Лес звенел и переливался, вытесняя нехороший осадок, оставшийся от посещения людского селища.

Как намедни, ду-ша была готова открыться чистой простой красоте…

- Теобальт! - прозвенел вдруг совершенно неуместный в этой благости женский го-лос.

Тьфу, бес! - плюнул послушник, относя крик на счет наваждения, часто в последнее время посещавшего крепкого не старого еще мужчину. Ну, никакие молитвы не помогали!

- Послушник!

Теодора обернуться. За деревом, прижимая к груди дорожную сумку из крашеной ряд-нины, стояла старостина невестка. Ко дну сумки прилипли желтые хвоинки. Мужчина заце-пился за них взглядом. На них надо было смотреть, а не на женщину, своим голосом вмиг разрушившую мирное утреннее умонастроение.

Женщина несмело вышла из-за дерева и протянула сумку.

- Я тебе поесть собрала.

- Свекор узнает - не похвалит.

- Изобьет.

Взгляд предательски сполз с прилипших к сумке хвоинок на руки, которые прижимали эту сумку к полной крепкой груди.