Возвращение к любви

Селиште было поселением старинным, сбившимся в кучу в долине реки Улук — отливающей свинцом ниточки воды на самом дне русла, заросшего бурьяном. Как рассказывали старики, где-то повыше села были скрытые обильные источники, которые можно было бы раскрыть. Это побудило сельское руководство приступить к созданию пруда, вода которого должна была питать также почти пересохшую речушку. Вблизи совхозных садов действительно возник пруд, и пока вода в нем собиралась, русло речки расчистили, углубили, а на одном участке — в центре села — его берега были даже выложены бетонными плитами. Вскоре, однако, все убедились, что воды в пруде недостает и для полива садов, и для того, чтобы мало-мальски наполнять русло Улука. Надо было искать новые источники, но для этого требовались и машины, и деньги.

И все-таки благородное намерение одарить село рекой продолжало жить. Директор совхоза Вениамин Олару представил по этому поводу в райисполком доклад, подкрепляемый соответствующими документами. Но проект пока не имел шанса на успех.

За пределами села километрах в пяти к югу лежал природный уголок, известный особой красотой. Представьте себе небольшую низину между двумя пологими холмами, а в низине — круглый пруд с водой прозрачной как слеза, остававшейся к тому же холодной в самую страшную жару. Вода в него поступала с большой глубины, просачиваясь через немало слоев породы и грунта, как сквозь фильтры, и пить ее можно было безо всякой опаски. А вокруг пруда со всех сторон рос старый сад. Яблони летних сортов и поздних, дички, золотистые груши, сладкие как мед абрикосы, сливы размером с добрый орех… Некоторые деревья с годами усохли и были спилены или выкорчеваны, оставшиеся, не встречая помех, сильно разрослись, между деревьями образовались тенистые лужайки с густой травой и разнообразнейшими цветами.

На самой большой лужайке, между тремя развесистыми орехами, Олару построил нечто вроде круглого павильона — навес, крытый жестью и поддерживаемый столбами из акациевого дерева, с круглым столом, окруженным скамьями из толстых нестроганных досок.

Это место и избрал Максим Мога для встречи с директорами совхозов и винзаводов. Он надеялся, что здесь все будут чувствовать себя намного свободнее, чем в его кабинете в Пояне, где частенько нельзя было слова сказать, чтобы тебя не прервал телефонный звонок, чтобы в самый разгар беседы не появился нежданный гость, где люди держали себя всегда официально, а речи их становились уклончивыми, ни к чему не обязывающими.

Мога бывал когда-то в этом саду. Здесь он собрал однажды секретарей комсомольских организаций — школьных, сельских, первых колхозов, — чтобы дать начало движению молодежи всего района — превратить эти места в цветущий сад. Он старался придать этим словам возможно более широкое значение, имея в виду не только сады, но также новые школы, клубы, полную коллективизацию в районе.

Когда его охватывали воспоминания, Мога полностью переносился к прожитому, возвращался к прежним людям и проблемам, и это помогало ему черпать новые силы из собственной молодости. Во всем, что он делал, Максим искал такую преемственность. Нынешний Мога — это продолжение Моги вчерашнего, хотя в какой-то мере он иной, обогащенный жизненным опытом.

Директорам сообщили, что собраться надо к двенадцати часам, однако сам Мога вместе с Ивэнушем, Томшей и Симионом Софроняну приехал уже в девять утра. Хотел выкроить время, чтобы привести в порядок собственные мысли, поразмыслить в тишине о жизни этого нового организма — объединения, представлявшего собой пока все те же механически сведенные воедино совхозы-заводы. И в этот новый организм предстояло влить струю новой жизни. В это время и застал их Александр Кэлиману и, увидев с удочками в руках, по пояс голых, с прикованными к поплавкам взорами, подумал, что его разыграли. В разгар летнего трудового дня, когда работа всюду кипит, Максим Мога, которого все считали дисциплинированным, образцовым хозяином, сидит себе и ловит рыбу!

Кэлиману с трудом сдерживал гнев.

— Вы переквалифицировались в рыбака, Максим Дмитриевич? — спросил он, не поздоровавшись.

— Здравствуйте, товарищ первый секретарь! — Мога притворился настолько поглощенным созерцанием поплавка, подававшим знаки, что рыба начинает интересоваться наживкой, что на Кэлиману даже не взглянул. Тоже мне секретарь райкома, не соблюдает элементарного этикета!

Поплавок вздрогнул, затем молниеносно пошел ко дну.

— Тяните, чего вы ждете! — шепотом взорвался Александр Кэлиману, видя, что Мога колеблется.

Максим Мога послушался, резко дернул удочкой вверх; над водой появилась серо-голубая голова карпа, который в следующее же мгновение, хлестнув хвостом по воде, словно бросил вызов незадачливому рыболову, исчез в спасительной глубине.

— Так всегда, если слушаешь подсказки, — проворчал Мога, хотя был недоволен не столько неудачей, сколько неожиданным появлением Кэлиману. — Видно, сегодня меня ожидает пост.

Кэлиману уселся рядом на берегу, поросшем густой травой.

— Как вас следует понимать?