Возвращение из ада

Хотя я уже тут ко всему привык, но, когда вызывают «с вещами», сердце начинает усиленно биться в груди. Мало куда потащат тебя. В карцер, в подвал, на расстрел… А может, в суд? Хотя тут судом и не пахнет. Зачем переутруждать себя, доказывать виновность невиновному человеку? Есть более удобное средство: «тройка», «особое совещание». Кто их контролирует? Ведь они ни перед кем не отчитываются, даже перед своей совестью!

Они могут в этих стенах сделать с человеком, что им захочется. Здесь жизнь человека ни гроша не стоит! Оказалось, опасения мои были на сей раз напрасными. Меня просто перевели в другую камеру, ниже этажом.

Тут я застал трех не то «террористов», не то сектантов, которые имели наглость собираться по воскресным дням у кого-то в хате и читать Библию. Один худенький, высохший молодой человек с длинным, острым лицом и глубокими задумчивыми глазами. Он сидел на койке, поджав под себя тощие ноги, и слегка шатался, шепча какую-то молитву. Другой, длинный лопоухий мальчишка лет пятнадцати с чуть выпученными синеватыми глазами — Виталик, ученик восьмого класса, так же, как Лука Кузьмич, был объявлен опасным террористом. Его преступление состояло в том, что он совершил террористически-хулиганский акт против руководителя профсоюзов страны товарища Шверника. А дело было вот как: Виталик сидел на уроке математики, а вел урок очень скучный учитель. Он усыпил всех ребят, и они вперемешку громко зевали. Мальчик достал из портфеля учебник по истории. Перелистывая страницы и всматриваясь в картинки, он обратил внимание на фотографию руководителя профсоюзов Шверника, которая его, Виталика, немного рассмешила. У Шверника были солидные усы, и «злоумышленник» решил дорисовать ему бороду. Для этого Виталик воспользовался синим карандашом, что получилось довольно-таки коряво, но смешно. Мальчишка так увлекся рисованием, что в отдельных местах продырявил портрет карандашом!

Какая наглость! Не является ли это надругательством над профсоюзным вождем? Такой вывод сделал учитель, заметив, чем занимается его ученик. Математик вспомнил, что отец Виталика был недавно репрессирован как участник вредительской партии. Стало быть, такой случай пропустить нельзя — и написал куда надо.

Вместе с «телегой-доносом» был отправлен и учебник…

Вся школа была поднята на ноги. Не успела мать Виталика явиться на специальное заседание педсовета, как за Виталиком пришел «черный ворон» и на глазах всего класса мальчишку отправили в тюрьму. За террор… Надругательство над самим Шверником…

Мальчугану влепили бы «катушку», но в последнюю минуту спохватились: малолетка. И он получил десять лет лагеря…

И вот бедняга томился в камере в ожидании отправки на место назначения. Еще легко отделался…

Третий мой сокамерник — мужчина лет сорока с лишним — был стрелком-радистом на фронте. Награжденный многими орденами и медалями. Прошел всю войну, как говорится, от звонка до звонка. Он, Логинов, теперь расплачивался за «преступление», совершенное еще давно, на Курской дуге. В разгар битвы, в июле сорок третьего года, его экипажу приказано было разбомбить на железнодорожной станции несколько эшелонов с вражескими танками и боеприпасами. Операция была проведена блестяще, но, когда самолет возвращался на свою базу, вражеские зенитки сбили его. Ребята покинули пылающий бомбардировщик. Логинов также выбросился на парашюте, но запутался в стропах и попал в руки немцев. Его избили до полусмерти и бросили в сырой подвал. Он был обречен на смерть. На рассвете храброго летчика облили холодной водой и доставили в штаб дивизии, к начальству. После короткого допроса немецкий гауляйтер пообещал сохранить ему жизнь, если Логинов согласится выполнить одно задание: возьмет рацию, его забросят в тыл, откуда он прилетел, и оттуда по рации передаст координаты находившегося там полевого аэродрома русских…

Логинов решил перехитрить немцев и согласился.

В то же утро немцы забросили его, Логинова, в расположение наших войск. Летчик собрал парашют, взял рацию, свое хозяйство и отправился в штаб своей дивизии и доложил, что с ним приключилось и какое задание он получил от гитлеровцев.

Его поздравили с возвращением, побеседовали в особом отделе, все было в порядке, потом послали в часть продолжать службу.

До конца войны он летал на бомбардировщиках, вместе со своими боевыми друзьями отлично сражался с врагом, был удостоен еще нескольких боевых наград и после победы возвратился домой.

Прошло несколько лет. Бывший летчик уже трудился на металлургическом заводе в Донбассе, стал передовым бригадиром в цеху, депутатом горсовета, жил, можно сказать, в почете и славе, наслаждаясь жизнью, воспитывая двух сыновей. В один прекрасный день приехали на завод двое строгих мужчин в фетровых шляпах, но с военной выправкой, пригласили Логвинова в партком «для коротенькой беседы». И тут же вывели, усадили в черную «Победу», оттуда на аэродром и в Киев, в тюрьму…

— За что? Почему? — недоумевал он.