Возвращение из ада

Следователь, заложив руки назад, стал шагать по кабинету, то и дело бросая на меня резкие взгляды, словно изучал меня. Он часто посматривал на часы, должно быть, прикидывал, долго ли ему придется еще «мучиться» со мной. Он, видать, не меньше меня устал и думал о сне. А до рассвета времени было еще немало.

Боже, какая это страшная пытка — пытка бессонницей! Не давать узникам спать!

А мой мучитель медленно шагал мимо меня, мурлыча какой-то надоедливый мотив. Он кивал на протокол, повторяя в который раз:

— Подпиши… Хуже будет… Растопчем… Подпиши, сразу спать отпущу…

Я молчал, стараясь не смотреть в его сторону.

После долгой паузы он снова нажал на кнопку. Вбежал стражник, застегивая на ходу пуговицы гимнастерки. По-собачьи всматриваясь в лицо своего повелителя, тот клацнул каблуками:

— Слушаюсь!

— Уберите его! — проронил он сквозь зубы и кивнул ему.

Я облегченно вздохнул, поднялся с места, надеялся, что меня поведут в камеру. В эту минуту камера казалась мне раем, особенно моя железная койка. Но не тут-то было! В нескольких шагах от дверей я увидел в стене что-то похожее на шкаф. Длинноногий надзиратель приоткрыл дверцу и втолкнул меня в узкий, напоминающий стоячий гроб, мрачный шкаф, где можно было только стоять, не двигаясь и не поворачиваясь. Перед моим носом захлопнулась дверь, я очутился в живой могиле — ни присесть, ни облокотиться. Я тяжело дышал открытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег.

Дышать нечем.

Да, это было уже что-то новое — изобретение тюремщиков нашего века. О таких пытках я не читал даже в книгах об испанской инквизиции.

Я задыхался. Искал глазами щелку, откуда бы проникала хоть маленькая струя воздуха, но тщетно. Все закрыто, непроницаемо. Над самой головой — большая электрическая лампа. Яркий свет бил в глаза, можно было ослепнуть. Ноги подкашивались. Становилось все тяжелее дышать. Меня лишь успокаивало то, что там, у следователя на столе, так и остались лежать без моей подписи исписанные им листы «протокола». Я выдержал тяжелейший экзамен на стойкость.

Я не представлял себе, сколько продлится эта жуткая пытка. Теперь для меня единственной мечтой был глоток воздуха, если бы дали свободно дышать! Сколько мне придется томиться в этом душном склепе? Должно быть, отсюда снова поведут к следователю, и лейтенантишко с холодными серыми очами что-то новое придумает и станет повторять: «Если враг не сдается, его уничтожают». Но кто же враг? Какие преступления в жизни, перед страной, народом я совершал? Кто это решил объявить меня «врагом», и не одного меня, а сотни и тысячи моих друзей, коллег, воинов? Кто бросил нас за решетку? За что томимся в таких казематах?

Без вины виноватые…

Злость, досада, гнев, боль, обида снедают душу. Был бы я в чем-то виновен, легче было бы все это глумление переносить: виновен — отвечай! Но нет же! Никакой вины не чувствую за собой. Все сфабриковано неведомо почему и зачем? Кому это надо?

Какое глупое положение! Какое изуверство! Но кому жаловаться? Кто воспитал таких извергов, в руках которых твоя судьба? Не люди, а чудовищные автоматы. Они знают одно отсюда, из этих стен никто не должен выйти на волю, дабы то, что творится здесь, мир не узнал. Бросили сюда человека преврати его в тряпку, чтобы он тебе все подписывал, придумай ему статью. Отсюда путь лишь один — в лагерь, тюрьму или в подвал на расстрел. Никто не должен узнать, что ты ни в чем не повинен, жертва дикой тирании, двуногих зверей, жаждущих крови.

Как усиленно работает мозг! Сколько мыслей, одна страшнее другой, приходит тебе в голову, когда тебя бросили в такую клетку! Ни на один вопрос не в состоянии найти ответа.

Я потерял окончательно чувство времени. В самом деле, сколько уже нахожусь в этой живой могиле? Долго ли еще будут длиться мои муки? Наступит ли когда-нибудь конец этому?

Ничего тебе не известно. И не положено знать. Ты же арестант, узник, враг народа, а твои товарищи — волки из брянских лесов…

Насквозь пропотел, струями льются горячие ручьи пота по спине, лицу. Кажется, ты вовсе перестаешь дышать, нету ни капли свежего воздуха. Мучает невообразимо жажда, глотаю струйки соленого пота. Хоть бы глоток воды, немножечко свежего воздуха! Расправить бы плечи, присесть на минутку. Ноги гудят, кружится голова. Я когда-то читал о средневековых пытках, когда вырывали ногти, клеймили каленым железом. Но то были дикари, мстители. Должно быть, легче было переносить те пытки, чем пытки современных дикарей.

А время тянется бесконечно. Тихо здесь, как в могиле. За дверью моего «шкафа» слышно монотонное шуршанье ног надзирателя. Его шаги останавливаются у дверей. Он прикладывает ухо к замочной скважине, прислушивается, дышишь ли ты еще или уже затих? Нет, нет, задохнуться он тебе не даст. В последнюю минуту откроет дверь. Ведь ты проходишь только первый круг ада, а предстоит девять кругов. Там, на столе следователя, остался не подписанный тобою «протокол».