– Сам и корми его, когда закончишь. Твоя работа, ты ее и делай. И нечего на меня перегаром дышать.
– Нет, не умеешь ты, Щенок, с людьми ладить.
– Скажи лучше, мы собираемся что-нибудь предпринять?
– Нет. Хватит того, что мы протопали без передыху пятьсот дерьмовых миль посреди дерьмовой зимы по той лишь причине, что здесь, если верить слухам, валежник хорош, чтобы готовить жратву на костре.
– Все ведут себя так, словно их опоили.
– Может, их и впрямь опоили. Точно не знаю. Это просто предположение. Я могу ошибаться. Отвязался бы ты лучше, Щенок. У меня дел по горло.
Все было затянуто дымом. И чем ближе к передовой линии, тем плотнее, буквально с каждым ярдом, он становился. Но я уже побывал там и теперь решил, что мое любопытство может и потерпеть. А потому болтался около фургона и ел. Ел, ел и ел. И пил. Выдул едва ли не весь запас Одноглазого. И поделом ему, потому что он грубиян и невежа. Я вспомнил Сари. И понял, что теперь буду думать о ней непрерывно. Близкая опасность заставляет человека сосредоточиваться на самом главном.
Кроме того, меня беспокоила близость Нарайяна Сингха. Живой святой обманников находился всего в миле отсюда. Он поддерживал огонь в походном костре. Дщерь Ночи, плотно укутанная в одеяло, сонно озиралась по сторонам.
– Твою же мать! – спохватился я.
Я едва не впал в забытье, почти неотличимое от реальности. Теперь я просто места себе не находил, ожидая, когда можно будет вернуться к Копченому. И проверить, действительно ли Сингх готовит завтрак. Мне было необходимо убежать от мучительных воспоминаний о Сари. И когда же наконец зарубцуются эти шрамы? Когда боль стихнет хотя бы настолько, чтобы мне не приходилось метаться в поисках укрытия от нее?
Я уставился на костер, пытаясь отогнать горькие мысли. Это было все равно что отдирать присохшие струпья. Чем старательнее пытался я сосредоточиться на чем-нибудь другом, тем больше думал о Сари. В конце концов костер закрыл передо мной весь горизонт, и показалось, что по другую сторону пламени я вижу свою жену: бледная, взъерошенная, но, как всегда, прекрасная, она готовила рис. Создавалось впечатление, будто я заглядываю в собственное прошлое. У меня перехватило дыхание, и я вскочил на ноги.
Нет, только не это! Ведь я уже пережил эти провалы в прошлое, покончил с ними… Разве не так?
Из фургона вылез Одноглазый:
– Эй, Щенок, все сделано. Он в твоем распоряжении, ежели нужен. Но лучше дай ему отдохнуть. В ближайшее время все равно ничего не произойдет.
– Слушай, что за дрянь жгут в наших кострах? От этого дыма у меня видения.
Одноглазый всосал в себя пару галлонов воздуха, придержал дыхание, а потом выдохнул и покачал головой:
– Вечно тебе что-то мерещится.
– Ничего подобного.
За мной и вправду такого не водилось. А значит, стоит поразмыслить о случившемся. Я огляделся по сторонам: кто был свидетелем моего разговора с Одноглазым? Матушка Гота хлопотала у костра, но она не настолько владела форсбергским, чтобы услышанное заставило ее насторожиться.
Она сама назначила себя семейной поварихой, а это означало, что мне, несмотря на сгоняющие жирок путешествия с Копченым, предстояло заметно растолстеть. Эта женщина по-прежнему таскала с собой весь свой арсенал и в тех редких случаях, когда брала на себя труд попрактиковаться с дядюшкой Доем или Тай Дэем, показывала настоящий класс. Со мной матушка Гота говорила мало. Она находилась здесь не из-за меня, я представлял собой лишь досадную помеху. Она считала, что беды не случилось бы, не поступи тогда Хонь Трэй вопреки здравому смыслу и исконным обычаям.
Я бывал просто счастлив, когда матушка Гота не попадалась мне на глаза. Ведь один ее вид пробуждал во мне чувства, которые требовалось укрощать. Так, например, я не мог отделаться от мысли, что все могло бы сложиться не в пример лучше, если бы матери Сари не приспичило остаться с нами. Возможно, тогда Сари осталась бы в живых. Хотя, по правде сказать, никакой логики в этих предположениях не было.
Как бы ни манил меня Копченый, я решил терпеть боль. Когда-нибудь все равно придется к ней привыкать. В конце концов я решил прогуляться вокруг лагеря своим ходом. Там, по крайней мере, не придется дышать дымом. Но едва я сделал первый шаг, как из тумана материализовался Тай Дэй.
– Гляжу, ты уже снял лубок и повязку, – заметил я. – Решил вернуться к своим обязанностям?
Он кивнул.
– А не рано ли? Если рука не зажила как следует, запросто можешь сломать ее в том же месте.
Тай Дэй пожал плечами. Крутому парню не по нраву быть калекой, и можно ли его упрекнуть?
– А что с дядюшкой Доем?
Я его уже давно не видел. Тай Дэй вернулся, а значит, дядюшка поддастся соблазну и уйти, чтобы самостоятельно посчитаться с врагами. С точки зрения Пути Меча, такое решение должно ему представляться абсолютно правильным.
Тай Дэй снова пожал плечами.
Этот малый просто везунчик – ему не приходится молоть языком, чтобы заработать себе на хлеб. Иначе бы он превратился в ходячий скелет.
– Лучше помоги мне здесь, брат. Я буду весьма опечален, если этот достойный старец погибнет.