Анна вдруг поняла — мутацию ещё нужно пережить. Нужно не умереть, пока твоё тело разрывается и раздувается в новую форму. В обычном процессе мозг человека на финальной стадии уже не функционирует в полной мере. Сознание теряется до того, как спину прорывает новый позвоночник, а за ним, словно живые змеи из тела выползают растущие мышцы. Ничего этого уже не остаётся в памяти.
Но если оставить мозг работать? Если сделать себе укол, блокирующий мутацию мозга и стать свидетелем того, что происходит с тобой до последней секунды? Понимать и чувствовать всё до конца…
— Боже,… — Лазареву затрясло. Она встала, сделала пару шагов в разные стороны, не зная куда двинуться, чтобы успокоиться. — Ты бы смог? — спросила она Костю. — Выдержал бы?
Тот отрицательно покачал головой. Не нужно было думать, чтобы ответить на этот вопрос. Нет. Он убил бы себя раньше, чтобы остановить боль.
— Значит, он ушёл, — Анну опять душил ком в горле.
Возможно, во время мутации Дмитрий просто перестал соображать от шока и двинулся куда-нибудь неосознанно. Но он начал делать уколы себе раньше Кости. А значит, последний четвёртый должен был быть сделан ещё сегодня днём. Если Дмитрий вообще смог его себе сделать. К ночи он точно мог вернуться на базу. Но его здесь нет.
— Его не было с той тройкой? — спросила Анна, вспомнив о зашедших на территорию мегах.
Багиров отрицательно покачал головой:
— Нет, среди них точно нет. Они все зеты, Бестужев — бета.
— А о чём поговорили?
Лазарева вспомнила, что БПУ светились у всех.
Костя по-человечески пожал плечами. Выполненный таким телом, жест смотрелся необычно.
— Сказал им уйти.
— И всё?
Багиров улыбнулся в своих мыслях, но даже внешне было заметно. Потянулись уголки пасти.
— И всё, — подтвердил он. — У них нет воли. Эту функцию брал на себя Альфа.
— То есть можно просто приказать, — поразилась Анна. — Приказ, отданный по каналу связи БПУ, будет принят к исполнению?
— Да, — кивнул Костя. — Приказ бета-особи — да.
— Хорошо… — высказалась Лазарева.
Она села на землю, оперлась спиной о бетонный бортик, но на лопатках уже, наверное, образовался синяк от него, потому что край показался болезненно острым. Анна выпрямилась, повела плечами.
— Тяжело было? — спросил Багиров, глядя на камеру.
Воспоминания о проведённых в ней часах тоже проходили переосмысление. Костя вспоминал себя, жадно пьющего воду, и боль в пасти от разжёванного в стеклянные осколки шприца.
— Воткнуть в тебя иглу? — усмехнулась Анна. — Да, очень. — Она подняла с бортика камеры шприц. — С четвёртым будет легче.
— Когда надо сделать?
— Через… — Лазарева взглянула на часы. — Через час.
— А сколько ты на ногах?
— Не знаю, — Анна потёрла виски и глаза, а потом и всё лицо растёрла ладонями: — Не знаю. С утра.
Костя кивнул:
— Я сделаю, ложись.
— Ты сделаешь? — Лазарева усмехнулась, но всё-таки протянула ему шприц: — Покажи.
Зря не доверяла. Здоровенная лапа оказалась подвижной не меньше человеческой руки. Костя взял ею шприц, приставил к предплечью. Подушечка пальца плотно легла на кнопку поршня, несмотря на коготь.
— Хорошо, — кивнула Анна.
И поняв, что ей действительно можно лечь, вдруг ощутила всю усталость за полные сутки. Это был самый долгий в день. В этой жизни. В этой новой жизни, где половина правил ещё не известна, а будущего даже невозможно предположить.
— Да, я… — Лазарева тяжело вздохнула, — ты прав.
Она заставила себя встать, пойти к боксу, возле которого утром оставила спальный мешок. Костя отправился вместе с ней.
— Можно погасить прожектора, — сказал он по дороге. — Я вижу в темноте.
Анна набрала команду отключения освещения. Оставила дежурные фонари малой мощности. Легла на спальный мешок и закрыла глаза.
Но прежде чем дать волю усталости сказала:
— Надо начать с улья. Он мог пойти туда?
Багиров сел рядом с ней, наклонился, рассматривая светящиеся за ухом женщины наружные пластины БПУ. Лазарева лежала на боку, так что были хорошо заметны изменённые шейные позвонки и тёмно-синие вставки элементов устройства между ними
— Да, мог, — ответил Костя на вопрос. — Тебе нельзя со мной говорить. Из-за этого БПУ развивается.
— Знаю, — прошептала Анна, засыпая.
Она уже не сказала, что потерять с ним связь сейчас страшнее, чем превратиться в монстра. Не сказала какую радость испытывает от того, что он вернулся. Не сказала, как боялась, что он не сможет смириться с тем, кем он стал и погибнет на её глазах в камере, а она ничего не сможет сделать.
Костя слушал эти ощущения, постепенно рассеивающиеся в наступающем сне. Ночь медленно летела над землёй. Впервые за долгое время так тихо, без шума вертолётов и машин, без шагов охраны на наблюдательных площадках, без голосов людей, без рёва мегов. Слышно было ветер, скользящий по степной траве за стенами базы. На многие километры вокруг не было ни души, кроме них с Аней.