Возвращение

вслед за ночью все-таки приходит утро — зачем люди отравляют себя? — где почерпнуть силы, чтобы начать день — а вдруг жить в захолустном городке уютно и хорошо — воскресные картинки с рынка — судьба вторично напоминает о себе — в конце концов, что такое счастье — а может, счастье как раз и живет на улице Огуречной, в доме номер 27.

Таавет попробовал пошевелить языком, язык коснулся неба и приклеился к нему, во рту пересохло, возник безотчетный страх, что гортань потрескается. Он сел на край постели, его глаза блуждали по комнате до тех пор, пока не остановились на графине, на дне которого еще оставалась вода. Он выпил ее, но это оказалось каплей в безбрежном море похмелья. Больше воды не было. Внезапно Таавет заметил, что комната залита ярким весенним солнцем, кровать репортера смята, дверь номера распахнута и из коридора доносится жужжанье пылесоса.

И тут он вспомнил все, что произошло вчера, вернее, не совсем все, но если принять во внимание, что он знал про свой «отключ» (Таавет слышал, что так иногда называли потерю памяти), то ему вполне удалось свести концы с концами. Сейчас этот позорный кутеж стал уже вчерашним днем, был, как говорится, позади, на дворе хозяйничало новое утро (а может быть, день?), он взглянул на часы: нет, все-таки утро.

Первым делом он закрыл дверь, и в этот момент его охватил панический страх, что здесь побывали воры; превозмогая себя, он сделал несколько быстрых шагов к стулу, нащупал во внутреннем кармане бумажник, открыл его и со вздохом облегчения убедился, что его не обчистили. И то хорошо. Но тут он взглянул на себя в зеркало (ты мне, зеркальце, скажи, да всю правду доложи, кто на свете всех гнуснее?) и, подавленный, сел на край постели. Ужасно было начинать знаменательный день подобным образом. В конце концов он решил, что начало дня можно чуть-чуть еще отодвинуть, и в надежде уснуть натянул на голову одеяло.

Но уснуть не смог, разные мысли одолевали его, он думал о том, что его отец, человек экономный, не ездил на трамвае, курил только, когда его угощали, Таавет не мог забыть, как в доме несколько недель кряду шли распри, когда мать купила… что? Таавет не помнил что. Затем ему почему-то вспомнилась школа и мальчишка, который один год сидел за партой впереди него. На шее у него постоянно краснел огромный с желтой головкой прыщ. Таавету хотелось ногтями содрать этот прыщ, но он не решался… Внезапно он подумал о редакторе и репортере. Очевидно, ему придется выставить им сегодня… вроде бы его черед… уже одна мысль о том, что ему снова придется опрокинуть стаканчик, вызывала у него тошноту… Потом почему-то вспомнилось, как неподалеку от их дома, когда выпрямляли дорогу, у одного из участков отрезали кусок. У края дороги, не путаясь ни у кого под ногами и никому не мешая, осталась расти яблоня. Она как раз цвела, но хозяин спилил ее. Чтобы осенью яблоки не достались чужим людям. Несколько недель мертвое дерево валялось на обочине. Цветы пожелтели, стали коричневыми и засохли. В тот год вообще был очень плохой урожай яблок… Однажды вечером отец не пришел домой. Мать всю ночь не ложилась спать. Плакала и вздыхала. На следующий вечер отец пришел, но мать не захотела с ним разговаривать. Таавету было жаль расстроенного и мрачного отца…

Он достал из портфеля туалетные принадлежности и пошел по коридору в умывальную. Захватил с собой графин (не забыл, уходя, запереть дверь) и вволю напился воды. Можно было начинать день.

Вид у него был теперь не такой уж страшный. Таавет аккуратно застелил постель, закурил, сел за стол и начал строить планы. Сделав несколько затяжек, он потушил сигарету — казалось, она была набита тряпьем, а не табаком, теперь он знал, что прежде всего должен поесть. Затем раздобыть для Марре цветы. Затем пойти в гости. Но куда? Круг замкнулся: он не знал, где живет Марре.