Возвращение

Но он все же мог это узнать: в тумбочке у репортера лежала записная книжка и в ней шариковая ручка. Таавет несколько секунд раздумывал: поскольку репортер приехал в этот город делать передачу о Марре, то весьма вероятно, что в его записной книжке отыщется и ее адрес. Недолго думая, он запер дверь на ключ, взял записную книжку, открыл ее и прочитал: из проруби вытащили шесть страусов. Марре Вярихейн, улица Курги, 27; раб. тел. 43–79… На обороте найденного в бумажнике трамвайного билета Таавет записал: «Огуречная, 27» — и улыбнулся счастливой улыбкой. Вслед за этим, словно подгоняемый нездоровым любопытством, он стал листать записную книжку репортера и читать сделанные за день записи: по ночам из кротовых нор делали книги; дневной горшок с цветами; в теплице росли май, январь, август и Альберт; ели украсили березами; билетная касса с крыльями птицы; горлодер; Яан третий день работал газогенератором… «Этот человек сумасшедший, — пробормотал Таавет, — он день за днем заполняет свою записную книжку совершенно бессмысленными словами и фразами». Неожиданно настроение у него поднялось, теперь он знал об этом противном репортеришке нечто такое, что тот непременно постарался бы скрыть от окружающих.

Когда он отнес ключ вниз, администратор не сказала ему ни слова. Таавет постоял с минуту в ожидании, но так ничего и не услышал. Тем лучше, подумал он, не в состоянии объяснить себе, что лучше чего.

Значит, так, подумал он, стоя перед отелем, все в точности, как и вчера: теплое солнечное утро, люди ходят в пальто нараспашку, в сточных канавках журчит вода. И его охватило смутное и необъяснимое чувство, что весь вчерашний день был не чем иным, как сном и, возможно, что и сейчас он видит сон и уже в следующий момент проснется у себя дома и начнет думать о поездке в маленький городок к Марре. Какая-то женщина, проходя мимо, улыбнулась ему, как знакомому, он кивнул в знак приветствия, хотя и понятия не имел, кого приветствовал. Надо было где-то позавтракать. В «Лесной деве»? По всей вероятности, там сидят сейчас его вчерашние спутники, и встреча с ними отнюдь не радовала Таавета. «Молочный бар» — возникла перед его глазами зеленая вывеска, которую он видел накануне над дверями красного кирпичного дома. Горячий кофе с молоком, томатный сок, теплые сосиски с кислой капустой… Он сглотнул, предвкушая удовольствие от еды, и подумал, что ноги сами приведут его к бару.

В зале самообслуживания молочного бара выстроилась длиннющая очередь, в руках у людей выцветшие красно-сине-зеленые подносы. Пахло капустой. Скрипели алюминиевые стулья. Бессемейные провинциалы завтракали.

Таавет сел за столик, где средних лет лысый мужчина, держа в руках газету, решал кроссворд. Сосисок не было, были сардельки. Сосиски были вчера, сказала ему краснощекая девушка в белом платке, повязанном на затылке. Таавет сделал глоток обжигающего кофе, ткнул вилкой в тугую сардельку, из нее брызнул сок, а может, вода, и сосед по столику, как бы спрашивая, произнес:

— Сельская капелла показательного совхоза С. Из десяти букв.

Таавет старался разрезать сардельку, нож был тупой и только расплющивал ее, теперь сок потек с обоих концов, с грехом пополам Таавету удалось отрезать от сардельки кусочек, и только он сунул его в рот, как сосед — на этот раз уже требовательно — повторил свой вопрос. Таавет, который в этот момент жевал, пожал плечами.

— Черт, откуда мне знать сельскую капеллу какого-то совхоза, — выругался мужчина и издал звук, похожий на звук плевка. Капуста была слишком кислой. — Город в Болгарии? — спросил любитель кроссвордов.

Таавет, успевший к этому времени прожевать кусок, подбросил:

— Плевен.

— Годится… Но здесь третья буква должна быть «р», — буркнул мужчина.

— Тогда Бургаз, — прокартавил Таавет и решил, что больше не скажет ни слова, поест и уйдет.

— Годится! — воскликнул мужчина и радостно протянул Таавету руку: — Симпсик. Я каждое утро сижу здесь, вы меня не знаете, зато весь город знает.

— Кюльванд, — сквозь зубы процедил Таавет.

— Эстонский писатель из пяти букв: вторая «р», третья «о»?

Таавет стал думать, внезапно поймал себя на мысли, что старательно думает вместе с этим мужчиной, и ему почему-то стало неловко перед самим собой, однако, прожевав, он все-таки назвал имя писателя.

— Точно. Послушайте, из вас еще выйдет толк, — одобрительно произнес сосед по столику.