Голова была пуста, безнадежно пуста. Но затем в нее закралась робкая мысль, что, может, все дело в каком-то нарушении в организме, однако она тут же отбросила эту мысль, поскольку знала, что это за нарушение. Ей вспомнилось, как недавно к ней в гости пришла ее подруга Анне. Они пили кофе, болтали, и под конец Анне, веселая толстушка, дрожащим от волнения голосом сказала: «Знаешь, Марре, я жду ребенка». Она помнила, что почувствовала странную зависть, когда подруга пожаловалась ей, что не в силах удержаться и не рассказать все мужу, однако хочет сделать ему сюрприз и сообщить эту новость через несколько дней, в день его рождения… А она, кому отважится сказать об этом она?
Марре легла и провела рукой по животу. Никаких изменений пока еще не было, хотя… Отец ее будущего ребенка, возможно, выходит сейчас из театра под руку со своей женой, которую не любит. А может быть, они ссорятся? А вдруг он просто так сказал, что не любит свою жену… Возможно, все, что он говорил, было заведомой ложью, и перед ее глазами, вызывая чувство ужаса, возникли когда-то прочитанные строки:
«…должна была бы знать, каким способом Тебя пытаются склонить к связи, должна была бы знать те приемы, к которым прибегают мужчины, чтобы уговорить Тебя.
Они клянутся Тебе в великой любви, заверяют, что любят Тебя, а доказательством Твоей любви должно стать согласие на связь.
Они спекулируют на жалости. Они пытаются разъяснить Тебе, что будут терпеть мучения, если Ты не согласишься на „это“, и стараются довести Тебя до такого состояния, что Ты уступаешь.
Они используют и прямое вымогательство. Угрожают, что бросят Тебя и найдут другую, если Ты не согласишься.
Тебя пытаются успокоить, что „ничего не случится“, что у молодого человека уже имеется опыт и поэтому опасаться нечего.
На Тебя пытаются воздействовать с помощью подарков, катания на машине, приглашений в кафе и тому подобным, чтобы у Тебя возникло чувство, что ты их должник. Долг рассчитывают получить в виде сексуальной близости.
Женатый человек рисует Тебе печальную картину своей тяжелой многострадальной жизни: жена не в состоянии его понять, он чувствует себя одиноким, покинутым. Мужчина взывает к Твоему сочувствию, стараясь представить Тебя своего рода „спасительницей“, единственной, кто может сделать его счастливым, и пытается склонить Тебя к тому, чтобы Ты уступила ему.
Стремится напоить тебя. Алкоголь снижает способность к самоконтролю, устраняет моральные препоны, поэтому иной безответственный мужчина спаивает девушку, чтобы сломить ее сопротивление…[8]»
Марре вспомнилась их первая встреча, она принесла свои стихи в редакцию молодежного журнала, с бьющимся сердцем постучалась, открыла дверь и увидела сидящего в кресле мужчину. «Я принесла несколько стихотворений», — сказала она дрожащим голосом. «Прекрасно», — отозвался мужчина, продолжая курить. Марре не знала, что делать, переминалась у двери с ноги на ногу, все время чувствуя на себе пристальный взгляд мужчины. «Ну, что вы стоите, выкладывайте свои стихи на стол», — сказал он наконец, как бы подбадривая ее.
Марре достала из сумки десяток отобранных ею стихов и разочарованно подумала, до чего же нелюбезны эти редакторы, мог бы сказать хоть несколько слов, спросить, кто она, откуда (в глубине души она уже не раз представляла себе подобную беседу), но, очевидно, такие, как она, с утра до вечера толкутся здесь, и, подавив чувство обиды, она положила на стол отпечатанные на машинке листки, закрыла сумку и направилась к двери. «Подождите», — неожиданно сказал мужчина, сунул сигарету в пепельницу, подошел к столу и стал читать.
Не зная, что делать, Марре долгое время стояла у двери, наконец, пересилив себя, села в то самое кресло, где до этого сидел мужчина, достала из сумки пачку сигарет и закурила.
«Гм-гм… — произнес мужчина. Еще раз проглядел стихи и сказал: — Послушайте, да ведь это совсем недурные вещицы, но вот здесь, к примеру, вы даете рифму „вдали — шаги“, которая звучит несколько примитивно, может быть, будет выразительнее, если вы уточните, какие „шаги“, ну, скажем, танцевальные или…»
Они сидели за столом рядом, и Марре не понимала, как она сама не додумалась исправить или переделать те места, которые шли от «красивости», как выразился мужчина. И когда наконец все было как следует приглажено, возникла пауза, и Марре, набравшись смелости, выпалила:
— А вы что-нибудь напечатаете?
Мужчина пожал плечами:
— Понятия не имею, все зависит от редактора.
— Так, значит, вы не редактор? — Марре осталась сидеть с открытым ртом.
— Нет, я пришел сюда, чтобы встретиться с ним, но, очевидно, он попал по дороге в «пробку» и раньше вечера, похоже, не выберется. Меня зовут Эдвин Вереск.
У Марре подогнулись колени: Эдвин Вереск! Поэт, чьи стихи она просто боготворила, кого неоднократно видела по телевизору на вечерах поэзии… только… Ну, конечно, теперь она узнала Вереска: он отрастил бороду, которая делала его еще более значительным. Внезапно Марре стало стыдно за свои стихи, ей захотелось тут же взять их со стола, сунуть в сумку, но…