Возвращение

Закрыв наконец за собой дверь номера, Таавет испытал восхитительное чувство облегчения. Он выпил два стакана воды, повесил пальто в шкаф и стал уже расстегивать брюки, когда вдруг его пронзила мысль, от которой все внутри похолодело. Он принялся искать в карманах пиджака сигареты, но не нашел, в портфеле, помнится, оставалось еще несколько пачек, однако не было сил сдвинуться с места… Таксист говорил о женщине, которую хотели изнасиловать, такси шло с той стороны, откуда шел и он, возможно, что… Он пытался отогнать от себя эту невольно лезущую в голову догадку, но… Похоже, женщина сочинила какую-то жуткую историю, главным действующим лицом которой сделала его, Таавета. Его, приехавшего в этот город с единственной целью — жениться. Один маленький камушек может опрокинуть огромный, хорошо уложенный воз, мелькнуло у него в голове… «Если ты в какой-то определенный час поведешь себя правильно, линия твоей жизни обретет силу, а так, гляжу я, она у тебя хрупкая и легко может оборваться», — вспомнил он предсказание цыганки, шум в голове усилился еще больше. Никто не знал, где он был после того, как вышел из ресторана, более того, Таавет не знал даже, как он выбрался оттуда. Его видела лишь администратор, завтра она покажет, что именно он вернулся в отель ночью, а затем его узнает и та женщина. Никто не скажет в его защиту ни слова, женщина может наплести все, что угодно, а Таавету никто не поверит, все видели, что он был пьян, и этого достаточно…

Таавет сел на кровать, мысли его вертелись вокруг случившегося, вокруг того, что он напился, — Таавет просто не понимал, как он мог так, не зная меры, опрокидывать рюмку за рюмкой, ему нет никаких оправданий, надо смотреть правде в глаза, и утром, а может быть, даже раньше, его в сопровождении милиционеров уведут отсюда. Уведут в тюрьму. Марре узнает, что человек, которому она доверяла («С вами так хорошо и надежно…»), оказался насильником, и ничего убедительного он в свою защиту сказать не сможет. Репортер и редактор, разумеется, будут свидетельствовать против него, возможно, только Оскар придет на помощь, он человек твердых принципов, ведь говорил же, что хочет видеть его редактором отдела культуры, а этот репортер… Внезапно Таавет заторопился: не хватало еще, чтобы сосед обнаружил его сидящим на краю постели и нервничающим, этот человек сразу же поймет: что-то случилось, и Таавета мучают угрызения совести. Он снял с руки часы, часы стояли и показывали без пяти минут двенадцать.

«Без пяти двенадцать!» Он сказал администратору, что на его часах без пяти минут… хотя на самом деле было гораздо больше. Теперь любой может проверить, что он вернулся в отель намного раньше, чем произошел этот случай. Таавет быстро погасил лампу и шмыгнул под одеяло. В окно видны были кроны деревьев, освещенные фонарем, они отбрасывали на стену тени. За окном спал захолустный городок, и на Таавета снизошел покой, и только раскалывающаяся голова напоминала ему обо всем плохом, что люди творят с собой и с другими.

Чтобы уснуть, я должен думать о чем-то хорошем, прошептал Таавет и подумал о доме с красной крышей, на белых стенах которого полыхает утреннее солнце, о клумбе, где цветут десятки ярких, самых разных оттенков, роз, о Марре, которая подходит к клумбе с лейкой в руке, и дождик из лейки окропляет лепестки цветов сверкающими, источающими свежесть каплями.

ДЕВЯТАЯ ГЛАВА

после долгого дня незаметно приходит ночь — леденящие кровь истории об изнасиловании в маленьком городке — дом для приезжих — сочинение на тему «Почему я тот, кем я не должен был стать» — желанным гостем порой может быть и тот человек, который пришел поздороваться — куда же им все-таки бежать, этим мужчинам — день всеобъемлющего смеха — четверг.

— Послушай, мы с тобой изрядно надрались, — сказал редактор репортеру, когда они вышли из «Долины предков» и смешались с шумной и горланящей толпой, высыпавшей из ресторана. Никто, казалось, не торопился домой, а может быть, просто не мог примириться с тем, что вечер для них уже кончился, впереди их ждет тоскливый сон, к тому же пьяный сон так быстро не придет, и дом не скорый поезд, который, свистнув, умчится прочь.

— Меня очень заботит Кюльванд, — заметил репортер, — у него был какой-то растерянный вид.

— Да-да, не так-то легко приноровиться к ритму жизни нашего городка, — вздохнул редактор. Немного помолчав, он снова открыл рот, хотел что-то сказать, но не сказал.

Они пожали друг другу руки и, слегка пошатываясь, зашагали каждый в сторону своей постели, впервые за долгое время оставшись наедине со своими мыслями.