Возвращение

Продымленный зал был полон пьяных, шум голосов был не просто шумом голосов, все норовили перекричать друг друга, какой-то тип, горланивший песню, налетел на Таавета, обхватил его за плечи, на миг прикорнул на его груди, а затем поплелся дальше. Администратор убрал с одного из столиков табличку «Резервировано», и они сели. «Одну минутку, сейчас я позову официантку», — с улыбкой пообещал он им.

— Послушай, Вяли, похоже, что в этом городе меня знают намного лучше, чем тебя, — стал поддразнивать редактора репортер.

— Должен, к твоему огорчению, признаться, что я всего пару раз был в этом заведении, но меня поражает, что перед дверью ресторана твои принципы стоят не больше трешки или пятерки, перекочевавшей в карман швейцара, — ядовито заметил редактор.

— Не принимай этого так близко к сердцу, — загоготал репортер. — Если ты не станешь разбалтывать, я могу и тебе открыть этот секрет… А именно: швейцар получил от меня не хрустящую купюру, а всего-навсего хрустящую бумажку, на которой было написано: «Приятно встретить среди алчных швейцаров такого, как Вы, чуткого товарища. Благодарный посетитель». У меня этих хрустящих бумажек навалом, и еще ни разу ни один швейцар не пожаловался на меня. — И репортер вытащил из кармана десятки листочков, где на машинке (в основном под копирку) был отпечатан текст этой необычной благодарности.

— Дело в том, — принялся объяснять репортер после того, как спутники вдоволь налюбовались его «денежными знаками», — что до сих пор мне еще не попадался швейцар, который стал бы разглядывать, сколько денег ему сунули, он кладет их в карман, а вечером, дома, подсчитывает барыши. Весьма изысканно, не так ли?

Официантка приняла у них заказ, и разговор снова коснулся истории с тортом, Таавет откинулся на спинку стула, голова у него кружилась. Я буду пить только минеральную, решил он, дым ел ему глаза, но он старался держать их открытыми, чтобы побороть сонливость, в сознании мелькала неясная мысль, что он не сделал чего-то очень важного, почему-то забыл про это и теперь уже ничего не исправишь. Какой-то толстяк подсел к ним за столик, Таавету показалось, что он где-то видел этого человека, но где — вспомнить не мог. «Оказывается, мы с вами знакомы», — сказал мужчина. «Знакомы», — тупо повторил Таавет, на что редактор рассмеялся, сказав, что, по его наблюдениям, Кюльванд знает по меньшей мере полгорода. «Да, это так», — ответил Таавет.

Мужчина стал долго и пространно рассказывать, как его жена, желая ему досадить, испортила телевизор и теперь он сходит с ума от горя.

— Неужели вы никак не можете помириться с женой? — спросил репортер.

— С этой ведьмой — ни за что на свете, — заорал мужчина и, всхлипывая, ничком повалился на стол. Таавету, словно сквозь туман, вспомнилось, что это тот самый мужчина, у которого он спросил дорогу в Дом культуры, но ведь это же было на прошлой неделе, подумал он.

Таавет решил, что тотчас же отправится в отель, долгое время искал номерок от пальто и наконец обнаружил его в нагрудном кармане. Что за странная манера у меня сегодня все совать в нагрудный карман, проворчал он. Кто-то помог ему натянуть пальто. «Так рано на покой?» — услышал он чей-то голос. «На покой, да», — повторил он. «Сюда, сюда», — направлял Таавета голос, тот самый, который только что интересовался, почему он так рано уходит. Неожиданно свежий воздух ударил ему в лицо, и он обнаружил себя сидящим на каких-то ступеньках.

Первое, что почувствовал Таавет, это резкая боль, от которой раскалывалась голова, затем он открыл глаза и увидел пустынную улицу, несколько голых деревьев, уличный фонарь и луну на небе среди звезд. Он ужасно замерз. Какое-то мгновение он ничего не мог сообразить, потом до него дошло, что он пьян и находится в незнакомом захолустном городке, где никогда раньше не был, но как он попал из ресторана на ступеньки какого-то дома — этого Таавет вспомнить не мог… Он быстро встал, подошел к фонарю и осмотрел свою одежду. Все, казалось, было в порядке (выходит, он не вывалялся в грязи), затем он нащупал во внутреннем кармане бумажник и с облегчением вздохнул, но где он точно находился, оставалось загадкой. По обе стороны дороги возвышались многоэтажные дома, на секунду мелькнула странная мысль, что он в своем городе, в новом жилом районе, но он тут же отогнал от себя эту нелепую догадку и наобум зашагал вперед. Часы остановились, и он не имел ни малейшего представления, сколько сейчас времени. Может быть, скоро начнет светать? Он испугался, что мог простудиться, пока спал на ступеньках, но еще отвратительнее было сознавать, что он вообще спал там. Как последний пьяница. Горький пьяница. Хотя бы ванна была в этом проклятом отеле!