Возвращение

Вообще-то я лукавил. Я не только хотел разгадать Натали – я хотел, чтобы она увидела меня настоящего и поняла: я с ней полностью честен.

Какое-то время Натали молчала. Я уже подумал, что она сейчас сменит тему или даже, извинившись, выйдет в уборную. Однако, к моему удивлению, она протянула руку и легонько погладила покрытые шрамами основания отсутствующих пальцев. Меня словно пронзил электрический разряд.

– Наверное, взрыв был страшный… – прошептала она. – Я постоянно об этом думаю. Вы тогда не стали вдаваться в подробности. Расскажете сейчас? Если, конечно, вы не против.

Я поведал ей краткую версию истории: когда я выходил из госпиталя, рядом разорвался минометный снаряд. Помню волну жара, резкую вспышку боли, а затем меня накрыла тьма. Очнулся я лишь после первой операции. Меня отправили самолетом в Германию, потом – домой в США, где меня ждали новые операции и долгое восстановление в армейском медицинском центре и больнице Джонса Хопкинса.

– Вы столько пережили, – промолвила Натали. – Я очень вам сочувствую.

– Если бы я мог вернуться в прошлое, то вышел бы из госпиталя чуть позже или раньше. Увы… Стараюсь не унывать.

– Должно быть, родители очень вами гордятся.

Я вспомнил, как раньше уже пытался говорить о родителях и чем это обычно заканчивалось. Я мог бы и сейчас ответить расплывчато – например, «надеюсь», – и не вдаваться в детали, однако взгляд Натали побудил меня рассказать все как есть.

– Родители умерли за месяц до моего выпускного в колледже. Они летели из Вирджинии на остров Мартас-Винъярд – там проходил какой-то званый вечер с политиками, который, скорее всего, ни на что не влиял. Перелет организовал отцовский клиент. Родители так и не добрались до острова: минут через пять после взлета самолет разбился.

– Господи, какой ужас!

– Не то слово. Еще вчера они были живы – и вот их не стало. Я был раздавлен. Казалось, все происходит не со мной; временами до сих пор так кажется. Мне тогда было двадцать два, но я ощущал себя скорее подростком. Как сейчас помню: старший офицер заходит в аудиторию, вызывает меня в свой кабинет и там обо всем рассказывает.

Я запнулся: рана еще не зажила.

– В учебе я не отставал, поэтому меня отпустили из академии, чтобы я подготовил похороны. Эти дни казались еще более нереальными. Дедушка приехал помочь, однако я все равно сам искал похоронное бюро, выбирал гробы, платье для мамы и костюм для папы, заказывал поминальную службу. А всего пару дней назад я разговаривал с ними по телефону!

– Хорошо, что дедушка вам помог.

– Конечно. Мы поддерживали друг друга. Он уже потерял жену, а тогда лишился единственной дочери. После похорон мы поехали в Нью-Берн и за всю дорогу не проронили ни слова. Только добравшись до дома, мы наконец смогли поговорить… На той неделе мы пролили много слез. Я с тоской думал о том, как многого родители не успели и каково мне придется без них.

– Не представляю, что бы делала на вашем месте.

– Я и сам порой не представляю. Прошло уже десять лет, а меня иногда по-прежнему тянет набрать их номер.

– Просто нет слов…

– Да, – вздохнул я. – Мало кто остается сиротой в двадцать два. Мало кто вообще с таким сталкивается.

Подошла официантка – принять заказ. Почти машинально Натали попросила свекольный салат и филе морского окуня. Я назвал блюда, которые присмотрел чуть раньше. Официантка удалилась, и Натали взглянула на меня.

– Когда я училась в школе, умерла моя лучшая подруга. Знаю, это не сравнится с потерей родителей, но мне тоже пришлось нелегко.

– Как это произошло?

– Нам обеим было по двенадцать. Она жила в двух домах от меня, дни рождения мы отмечали с разницей в неделю. Ее родители дружили с моими, так что мы с ней, по сути, росли вместе. Ходили в одну школу, учились в одном классе, даже вдвоем записались на танцы. Джорджиана стала мне ближе родных сестры и брата. Когда мы не гуляли, то часами болтали по телефону. В общем, однажды мы возвращались из школы. Обсуждали мальчика по имени Джефф. Джорджиана считала его красавчиком и все гадала, как он к ней относится. Мы попрощались у моего порога. Помню, как обняла ее. Мы постоянно обнимались. Где-то через час она захотела мороженого и отправилась в магазинчик в трех кварталах от дома. И по дороге какой-то пьяный водила сбил ее насмерть.

По лицу Натали я понял: она до сих пор переживает из-за случившегося. Я не нашелся что сказать. Не дождавшись ответа, моя спутница тряхнула головой.

– Да, это не идет ни в какое сравнение с потерей родителей…

– Но и я не знаю, каково потерять лучшего друга, – возразил я. – Сочувствую вашей утрате.

– Спасибо, – отозвалась Натали и с напускным весельем добавила: – Ну мы с вами даем! Завели самый грустный разговор на свете!

– Я бы предпочел назвать его «разговором по душам».

– Тема не очень подходит для ужина, согласитесь.

– Какую тему хотите взамен?

– Да любую.

– Хорошо, – кивнул я. – Тогда расскажите еще о вашем детстве. Что-нибудь радостное.

– Например?

– У вас были питомцы?

Поймав скептический взгляд, я пояснил:

– Хочу побольше о вас узнать.

– Почти все детство со мной прожили кот и пес – Фред и Барни.