Вознесение

Впереди с таким видом, какой бывает у человека, которого резко подняли из теплой постели, стояла сонная девочка. Держа за руку бабушку, она терла красные глаза, а ее растрепанные косички болтались из стороны в сторону. Приподнимаясь на цыпочки, девочка интересовалась, где они сейчас находятся, сколько уже успели проехать и сколько еще предстоит ехать. Не все ее вопросы удостаивались ответа, и по уставшему, но заботливому лицу бабушки становилось понятно, что этим вопросам нет конца. Задав один вопрос, девочка тотчас выстреливала следующим, и залп стихал лишь тогда, когда все слова-снаряды были израсходованы.

Сразу за ними со скучающим видом расположилась молодая пара. Они прыскали со смеху, держась за руки.

Рядом с ними стояла белокурая женщина и пристально смотрела в окно. Ее блуждающий взгляд пытался за что-то ухватиться. Так смотрит на мир священник, перебирающий четки. Еще один мужчина бездумно глядел вниз, как будто домашние тапочки, из которых торчали непомерно большие пальцы, могли ему что-то сказать.

Дверь уборной отворилась. Вся очередь сделала шаг вперед.

За окном поезда холодало. Деревья покрылись инеем. На речках и водоемах образовался тонкий слой льда. Поезд ехал мимо городов, испещренных сотнями дорог и рельсовых путей, по которым, как кровь по артериям, двигались люди. Во многих из этих городов пассажиры поезда никогда не смогут побывать, и лишь мимолетный взгляд, случайный свидетель чужой жизни, позволит в них хотя бы заглянуть.

Череда кадров тянулась бесконечной лентой, и, хотя она могла быть прервана по воле зрителя, лента оставалась в глазах смотрящих. Когда взгляд угасал в одном окне, он тотчас вспыхивал в другом, а потому мир продолжал движение.

Билли отложил острый карандаш. Он затачивал его перед каждым использованием с помощью механической точилки. Карандаш из-за этого служил недолго, но качественно. Поэтому Билли всегда возил с собой не меньше десяти карандашей.

Раньше отец, приходя домой, часто приносил такой набор карандашей. Билли всегда нравился их древесно-грифельный запах. Пока он крутил в руках вожделенный подарок, отец брал по одному карандашу и ловко затачивал его, а стружку сбрасывал в ведро.

Теперь Билли сам точил карандаши. Он повзрослел.

Билли нарисовал короткую линию. Еще несколько толстых линий он провел совсем рядом. Соприкасаясь друг с другом, они образовали небольшую фигуру, выделяющуюся на белом фоне. Билли заштриховал получившийся рисунок.

— Какой-то новый стиль? — поинтересовался Френсис, стоя за его спиной.

— Не знаю. Всегда так рисовал, — Билли отложил карандаш и повернулся. Густо покраснев, он отвел взгляд в сторону.

— Вышло необычно.

— Но не так, как я задумывал, — ответил Билли, нажав на карандаш. Грифель сломался.

Френсис рассмеялся, и Билли почувствовал, что стало легче дышать. Френсис взял рисунок в руки. Он то подносил его ближе, то отдалял, всматриваясь в изображение, как в блики солнца на воде. Сначала в глаза бросались резкие, кривые линии, но чем дальше оказывался рисунок, тем приятнее становились образы. Рассредоточив взгляд по всей поверхности картины ему наконец удалось увидеть, как множество мелких частей, не идеальных по исполнению и задумке, складывались в нечто большее. Только расслабившись и не пытаясь разглядеть детали удавалось охватить картину целиком.

В вагонах не смолкал гул. Люди разыгрывали шахматные партии и играли в карты. Порой можно было распознать звуки укулеле — миниатюрной гитары. Сновали в вагон-ресторан любители выпить обжигающего пунша и закусить его бутербродами со свежей форелью. Тамбур переполняли табачный дым и беседы. Проводники улыбались обросшим щетиной пассажирам.

Маршрут пролегал через три часовых пояса и четыре климатические зоны. Поэтому, когда Билли оторвался от рисунка, то увидел в окне не зеленые луга, а белый снег.

Снаружи стало невыносимо светло. На миг ослепнув, Билли протер глаза и снова посмотрел в окно. Ошибки быть не могло. Они действительно проезжали меж заснеженных гор. На электрических столбах блестели капли льда. Открыв окно, Билли впустил в купе промозглый ветер.

Поезд плавно замедлил ход перед провинциальным городом. Здесь была самая длинная остановка на маршруте.

— Холод рождает красоту, — сказал Френсис.

Они сидели на скамейке в общественном парке, вдыхая свежесть инея.

— Мне трудно наслаждаться красотой, когда мне холодно, — ответил Билли.

Френсис поднялся со скамейки и направился вглубь парка.

— Взгляни, — пригласил он.

Вокруг них смыкалась арка из деревьев. Снег на ветвях осыпался от легкого ветра и слабого прикосновения.

— Видишь?

Билли не видел. Он не понимал, что должен увидеть. Не знал, куда нужно смотреть. Он стоял и пытался уловить то, что ему показывали. Чем дольше Билли смотрел, тем больше сомневался, что там вообще что-то было.

— Что ты видишь? — спросил Френсис.

— Дерево.

— А еще?

— Подтаявший снег на ветке.

— Хорошо, а еще? Если смотреть не на ветку, а на то, что на ней?