Воскрешение Лазаря

И вот, незадолго перед тем, как со дня Катиного ареста должно было минуть два года, утром к ней в палату вбегает женщина, крича: "Катя, Катя, иди скорее в контору, тебя освобождают!". Катя ничего не понимает, потому что не подавала заявлений ни о пересмотре дела, ни о досрочном освобождении, ни о помиловании. Но в конторе оказывается, что все точно, срок ее вправду сокращен до двух лет. Причем Кате выдают настоящий паспорт даже без минуса, и она прямо сейчас может свободно вернуться к Костику в Ленинград. Через день она уезжает и, как и мечтала, успевает застать свояченицу живой.

Когда наша тетка, Аня, рассказывала мне про Катин лагерь, я ее спросил: история, конечно, во всех смыслах замечательная, но разве она имеет отношение к Феогносту? Чудо-то совершено ради Кати и Костика. А тетка ответила: "Я Кате задала тот же вопрос, и она мне сказала вот что: "И я так думала, что ради меня и Костика. Но ведь Костика я не уберегла. Эвакуироваться из Ленинграда мы не успели, и в 1942 году, в декабре, я его схоронила. А в 1946-м поехала в Семипалатинск, Феогност там отбывал ссылку, и первое, что он мне сказал, когда мы с вокзала пришли домой: спасибо, что ничего не расплескала, в целости довезла. Я сначала не поняла, о чем он, потому что, что со мной было в лагере, ни ему, вообще никому не писала. Он, очевидно, заметил, что я смутилась, и пояснил: я об Алтае". Скоро у него, говорила Катя тетке, и вправду все наладилось - что он просил, Бог ему дал.

Аня, милая моя девочка, я тебе не писал почти месяц, был болен, температурил и из своей сторожки не выходил. Почти не был и на могиле отца. Сейчас я уже здоров, только ослаб, хожу, а ноги заплетаются. Но это не беда, на свежем воздухе приду в себя быстро. Вдобавок не за горами весна, будет на чем погреться. За месяц, что сидел дома, я прилично продвинулся. Очень удобно, когда материалы под рукой и не надо высунув язык бегать за ними по городу. У меня немало новостей, касающихся и Кати, и Наты, и Феогноста с Колей, да и не только их - увидишь сама. В письме, что я послал прямо перед болезнью, было, что Феогност не без помощи Кати стал наконец тем юродивым, каким застал его и я. Не знаю, устроило ли изложение событий мою дочь, я старался, но не забывай: три четверти - не из первых рук, а пересказ Кати тетке, тетки - мне, а мною уже тебе. Каждый, конечно, привнес свое, подгонял к картинке, которая казалась ему правильной. Все мы и всегда пристрастны, что с нас возьмешь?

Для меня Катина история была неожиданной. Я раньше, еще со времен встречи с Колей, не сомневался, что линия раздела прошла между ним и Феогностом, противостояние его и брата - ключ, универсальная отмычка. Они слишком по-разному смотрели на то, что надо делать, чтобы спасти страну, воскресить Лазаря. Коля долго надеялся, что их с Феогностом усилия удастся совместить и согласовать. Год за годом он писал свои письма, хотя Феогност отнюдь его не поощрял. Но Коля продолжал верить, и прошло много лет и много событий, прежде чем он отступил. Теперь же постепенно я начинаю насчет Коли и Феогноста думать по-другому. В частности, благодаря твоему последнему письму. Еще раз хочу сказать: ты у меня большая умница и видишь то, что совсем не на поверхности. Может быть, ты права и насчет Наты с Катей. Дальше подброшу тебе аргументов. Но по порядку.

Повторяю, в твоей версии явно что-то есть. Ната, манящая влюбленных в нее Колю, Феогноста и чекиста (что они при первой возможности готовы перегрызть друг другу горло, ты ведь не споришь), а ей противостоит кроткая Катя, к которой, чтобы уравнять шансы, пришли на помощь Дева Мария, Илья Пророк и Николай Угодник. Похоже, что так и было. Кстати, судя по его письмам, Коле очень рано, а откуда - непонятно, удалось узнать, что Дева Мария и ее спутники - на земле, но его знание всегда на шаг, на два от них отставало, и догнать их он не мог. Факт решающий.

Ровно через два месяца после освобождения Кати он написал Феогносту в томскую тюремную больницу восторженное письмо, где говорил, что скоро, очень скоро на землю явится Христос и спасет человеческий род. Предтечи Его уже на земле. Вообще век человеческих мучений кончается, чаша испита до дна. Ничего больше в первом письме не было, кроме разве что бездны хвастовства, что он, Коля, человек нецерковный и от Бога далекий, посвящен, а Феогност, представитель Господа на земле, - нет. В этом Коля видел свидетельство собственной правоты, правоты пути, который он выбрал. Дальше был полугодовой перерыв, он и раньше, с самого дня, когда Феогност был арестован, ему не писал, теперь снова замолчал, а потом вдруг письма в Томск пошли косяком. За два года больше сотни истеричных посланий, ни на одно из которых Феогност не посчитал нужным ответить. Хотя десятка три и сохранил. Связку Колиных писем я частью прочитал, но в основном, конечно, просмотрел, уж больно сумбурными и маловменяемыми они мне показались. Однако в связи с твоей версией я к Колиным письмам вернулся по второму кругу, причем на сей раз читал внимательно, о чем не жалею.