Воскрешение Лазаря

В деревне после смерти Уколова она прожила год, позже, чтобы не быть родителям в тягость, переехала в вышеупомянутый Павловск, где устроилась шить к местной модистке. Своего барина она забыть не могла; храм и деревенское кладбище были недалеко, едва у нее выдавался свободный день, Фрося шла на его могилу. Не спеша прибиралась, сажала цветы, обычно его любимые настурции, в общем, приводила место, где он лежал, в божеский вид. Но ее усилий хватало ненадолго, скоро приходили деревенские и, все сломав, вытоптав, снова гадили. И так раз за разом. Первое время над Фросей просто смеялись или, застав около храма, со свистом и улюлюканьем прогоняли. Но постепенно ее упорство всех достало, тогда, чтобы отбить охоту ходить к этому выродку, Фросю начали поколачивать. Правда, несильно, лишь для острастки. Кончилась же история плохо: однажды трое крестьян, заловив Фросю у уколовской могилы, спьяну забили ее чуть не до полусмерти. Отец Фроси, к тому времени скопивший небольшой капитал на торговле скобяным товаром, смог отвезти дочь в Москву. И здешние врачи через несколько месяцев поставили ее на ноги, но в Павловск она уже не вернулась. Устроилась нянькой сначала в один дом, потом в другой.

Понимал ее мало кто. Мать, например, - они еще жили вместе - как-то кричала ей: "Что ты позоришься, ходишь, украшаешь его могилу, будто он праведник". А потом плакала, спрашивала: "Много он тебе хорошего сделал? Ведь он забрал, надругался над тобой, когда ты совсем дитем была". И Ната в одном из писем, уязвленная бесконечными Колиными восторгами по поводу Фроси, наверное, ее ревнуя, раз написала, что, может быть, Фросе нравилось, когда над ней издеваются, то есть, проще говоря, сладко ей с этим Уколовым было, а для женщины нет ничего важнее. После Натиного письма и Коля засомневался, стал расспрашивать Фросю, чего ради она, все простив своему барину, ходила к нему и ходила. Ведь, кроме прочего, в завещании Уколов ее и не упомянул, ни гроша ей не оставил и перед смертью ничего не подарил. Фрося ответила, что не знает, сама себе удивлялась. Иногда ей казалось, что надо, надо и все, чтобы она, сажала цветы, прибиралась там. Но Коля продолжал допытываться: он же зверь был, законченный негодяй, скольким людям он жизнь испоганил, Фрося же и рассказывала, что тех крестьян, которые с ним пытались посчитаться, он запарывал до смерти. И Фрося согласилась, что он был зверем, но сказала, что раньше Уколова, которого жена бросила сразу после свадьбы, убежала с его лучшим другом, жалела, хотя сейчас понимает, как мало это его оправдывает. И добавила, что в Евангелии прочитала, что человек не должен отвечать злом на зло, не должен мстить никому, тем более мертвому. Наоборот, люди обязаны друг друга прощать, иначе будет только хуже. Чтобы судить человека, есть Господь.

Коля говорил о Фросе с придыханием, называл ее апостолом прощения, видел в ней едва ли не последнюю надежду, что Россия, расколотая, сама себя ненавидящая, способна к примирению. Кстати, Фрося говорила Коле, что когда-то еще один человек очень интересовался ее отношениями с Уколовым. В 1919 году Фрося единственный раз ездила в Павловск, куда незадолго до японской войны переселились ее родители. Отец давно умер, мать, которой было под сто лет, тяжело болела, и она поехала за ней ухаживать. Застала ее совсем плохой, через месяц та у Фроси на руках скончалась. Похоронили ее в их деревне, на новом кладбище. Не потому, что мать не хотела лежать рядом с Уколовым, просто старого кладбища и церкви уже не было. Церковь разрушили комсомольцы, сначала думали превратить ее в Дом культуры, сбросили вниз крест и колокола, выломали и сожгли иконостас, и так им понравилось, как он горит, что они сожгли и саму церковь. Во время погрома кладбище было завалено битым кирпичом, кресты, ограды, все повалено, восстанавливать его не стали. Холмики кое-где, конечно, виднелись, но уколовскую могилу, хоть он и лежал рядом со стеной, Фрося сразу найти не сумела, а больше и не пыталась.

В их сельском совете тогда председательствовал сын бывшей уколовской наложницы, некий Михаил Строев, он же преподавал обществоведение в местной школе. До революции он, окончив несколько классов семинарии, работал учителем в церковно-приходской школе, но в Гражданскую войну пятидесяти восьми лет от роду пошел на фронт воевать за красных. Сражался геройски и вернулся с именным оружием. В деревне Строев был единственным коммунистом.