Восемнадцать капсул красного цвета

Егор взглянул на Чужинова, Глеб кивнул:

— Мужайся, Егор, — только и сказал он.

Глаза у мальчишки блеснули слезами, но он справился, сильно прикусив губу и только шмыгнув носом.

Егор осторожно положил откинутую руку Кошелева на грудь деда, затем ее погладил:

— Глеб, деда ведь мы не смогли бы спасти?

— Нет, — покачал головой Чужинов.

«Наверное, нет. И все же, вероятно, стоило мне рискнуть. Возможно, не прав он был, настаивая на том, что беда пришла для всех сразу, и где-нибудь не так уж и далеко все осталось по-прежнему. Или не совсем по-прежнему, но там люди, много людей, и среди них есть врачи».

Перед тем как положить в неглубокую могилу тело Кошелева, Глеб вынул из его карманов документы, пистолет, и снял с руки часы. Хорошие, дорогие часы, намного лучшие, чем те, что были у него самого. Но разве дело в этом?

Часы он протянул Егору:

— Возьми, память от деда останется.

Тот взял их, надевать не стал, спрятав в карман джинсовой куртки.

— Попрощайся с дедом, — и Егор послушно присел рядом с телом Кошелева.

* * *

— Стрелять приходилось?

Егор кивнул:

— Да, из «Марголина». И еще из «Макарова», но совсем немного.

— Отец тоже военный?

Егор снова кивнул:

— Майор.

— А Андрей Владимирович? — Глеб взглянул в сторону невысокой могилы, где в изголовье был воткнут наспех сооруженный крест.

— Генерал-майор.

«Вот они-то и воспитывали тебя воином», — подумал Чужинов.

— Значит так, смотри и слушай внимательно. У этого пистолета, в отличие от ПМа, предохранитель снимается вверх. Видишь красную точку?

Перед тем как отдать «Вальтер» мальчишке, Глеб внимательно его осмотрел, вынув обойму и сняв затвор. Пистолет оказался в превосходном состоянии. И еще, он не ошибался: калибр у пистолета действительно был мал: пять и шесть миллиметра или двадцать второй. Словом, то, что называется «мелкашка». Патрон кольцевого воспламенения с безоболочечной пулей, больше всего подходящий для охоты на мелких грызунов.

Помнится, в детстве они с пацанами мастерили самоделки под такой патрон. Ничего сложного: две трубки, вложенные одна в другую, болт и резинка от велосипедной камеры. Его друг даже ладонь себе прострелил, слишком ненадежная конструкция.

Ну и позже приходилось иметь с такими патронами дело: со снайперской винтовкой, разработанной на основе биатлонной. Но она так, против собачек и людей, не защищенных бронежилетами, на дистанции тридцать-сорок метров. Собачкам, и не каким-то там дворовым цепным барбосам, его научили рвать пасть в самом прямом смысле этого слова. Именно пасть — самое уязвимое место. Вернее, не пасть — нижнюю челюсть, но много ли это меняет? Вот только эти существа совсем не собаки, а у такого калибра, при отличной баллистике, останавливающее действие никакое. Увеличить его, конечно, можно, путем нехитрых манипуляций с пулей, но вряд ли даже этого хватит.

— Дед рассказывал, такие когда-то были у британских коммандос, — сказал вдруг Егор, видя, как внимательно рассматривает Чужинов пистолет.

— Держи, — протянул Глеб ему собранный «Вальтер». — И не забудь: предохранитель снимается вверх.

Он не представлял, что теперь делать и куда направиться. Чужинов знал только одно: теперь у него есть цель — этот мальчишка должен остаться жив, и его дальнейшие планы приобретали хоть какую-то осмысленность.

* * *

— Во, еще одна тварина сдохла, — известил всех Семен Поликарпов, дежуривший у входа на чердак.

— Может, повезет, как тем? — сказал Кирилл Лажев без особой уверенности в голосе.

— Вряд ли, чтобы они все вдруг сразу сдохли, только единственный раз и слышал о подобном случае, — засомневался Поликарпов.

Дом, принадлежащий прежнему знакомцу Лажеву, скорее всего, давно туже мертвому, был совсем не большим — метров шесть на шесть. К тому же крыша, к слову, довольно низкая, печная труба кирпичной кладки, в общем, места на чердаке не так уж и много. Хуже всего: для теплоты сверху был насыпан шлак, а от него и грязи и пыли хватает.

— Замок, что ли, твой друган не мог сделать? — ворчал Семен.

— Какой замок? — Лажев уже наслушался, что у его друга руки не из того места растут, и вообще, что дом не кирпичный, не двухэтажный, и не забранный по всем окнам толстыми решетками или бронежалюзи. Тогда оставалось бы только проделать в потолке люк.

— Чика терпеть решеток не мог, — поначалу пытался объяснить он, но потом плюнул.

— Такой замок: глину с опилками мешаешь, чтобы не растрескалась, и заливаешь сверху. Держит тепло не хуже, а такой грязи нет, — объяснял Поликарпов. — И где он только шлак в этой захолустной деревне взял? — недоумевал он.

— В кочегарке. Она школу отапливала, клуб и сельсовет. И вообще, не нравится здесь — вали на соседний дом, он как раз кирпичный.

Все они слышали историю о том, что однажды немалая стая тварей, загнавшая группу людей на крышу сарая, вдруг чуть ли не вся передохла в течение нескольких часов у них на глазах.