Ворожея

Впереди показалась широкая стена из красного камня. За ней - Гай это знал точно - лежало старое капище, разграбленное на каменные статуи Чародейкой еще по началу ледяной поры. И, стало быть, самое время сбросить хвост. А то, что тот остался, Ворожебник не сомневался.

Мужик из челяди, резвый да спорый. Конюхом числился среди дворовых. Упряжками ведал да кобылами с зеленой силой вместо глаз. Еще у ворот заприметил его. И, значит, сбросить негодяя будет тяжко.

Кошель пригодился.

Золото умело уговаривать людей. Особливо если по алтыну за службу...

Народ смыкался по-за Гаем плотной стеной. Кричали, дергали друг друга. А те, что посмелее, бойку затеяли. Кажется, и конюху отвесили оплеуху, как подоспел. А там...

Ворожебник оторвался. Скользнул тенью в старый трактир, да, отдав еще алтын, прошел насквозь. Если и не заметил кого, хозяин не пропустит. Костьми ляжет. Здесь чужаков не любят.

Гай вышел на задний двор и, обогнув сбоку трактир, скользнул в травяную лавку старой ведьмы. Зима за зимою он брал здесь травы для мамки с сестрами, а теперь вот помощи искал. Оставил на столе золотой - и двери заднего двора перед ним распахнулись. Хорошо. Отсюда до избы совсем ничего.

Говорил ли Путята о том доме, в котором жили они с семьею? Верно, нет. Потому как и сам Гай не собирался сюда возвращаться. Наивным был. Не разумел, что дармовой сыр дурно пахнет. И завсегда с плесенью - не из тех, благородных. Вонючий да гнилой. Как и его теперешняя жизнь.

Изба встретила Ворожебника молчаливым укором. Дескать, забыли вы, люди обо мне. А я вас приютила. Хорошо ли, плохо ли. А приют дала. И нынче вы обо мне позаботиться должны.

- Позабочусь, - откликнулся Гай. - Коль суждено будет выжить.

Впрочем, в то он и сам не верил. А все ж таки попытаться стоит. Потому как Зарину со свету сведут. И на него еще один грех ляжет. А ему и так уж не откупиться...

Руны-колышки втыкались в сырую землю тяжко. Ворожебник помнил, как долго вытаптывали они ее, чтоб пол земляной был ровным да прочным. А теперь вот просто бы землей обернулась...

Каждую дощечку кровью окропить. И силой напитать. Да не той, заемной, что у Колдуньи взята. А своей, разноколерной. Пусть и уходит она в дыру студеную, да не вся.

Чужой эманацией тут пользоваться нельзя - прознает. А своей вот...

Защитный полог на избу набросился скоро - благо, та была небольшой, всего-то об одной горнице. А вот с мороком дело стало сложнее. Это ж если целая изба пропадет с виду, прознают. Стало быть, нужно так, чтобы глядишь - и стоит избенка худенькая. А вот подойти не тянет. Ноги уносят к другой, а то и третьей. И если все получится...

А себе вот привязку оставить. На волосы баб родных, жженый запах которых разнесся по всей избе. Значит, приняли жертву. И откликнутся на зов, поманив его рукой, коль вернется он.

Сил, помнится, Гай оставил в избе немало. И крови.

А как закончил, различил благодарный скрип. Дверь входная, да покошенные ставни. Стало быть, понравилась егоная ворожба дереву старому. И в печи ветер завыл не гулко - все больше шепотом. Откликался. И, значится, дом примет его, коль суждено будет уцелеть.

Вот только можно ли то?

***

Берег острова, к которому причалил корабль моряков, был скалистым. Острым, что стрела степняка. И таким же метким. Неприступным.

Клыкастые камни врезались что в дерево кораблей, что в ноги моряков. Не щадили ничего. И море, казалось, опасалось ластиться к негостеприимной земле. Того и глядишь, ранит нежную плоть акватории. Раскроит лоскутами рваными...

Было холодно. И если в рыбацкой деревушке стужа разгонялась пламенем костров живых, то здесь, думалось, вообще не существовало жизни.

Морем пахло нещадно. Солено-горький привкус опадал на кожу, хрустел кристаллами на зубах. И даже тулуп, что принесла с собой Ярослава с Лесной Земли, задубился, затвердел.

А вот рыбой пахло мало, потому как даже та, что оставалась на берегу, тут же замерзала, превращаясь в куски сизого льда. Потягивались соленой ледяной коркой белесые остановившиеся глаза, и птиц подле них не находилось, чтоб порадоваться дармовому пиру.